"Письма к Эрику: история любви Призрака"

[Мышь_полевая]

По просьбе товарищей из группы в Контакте взялась я за продолжение старого перевода. Решила таки добить этот роман до конца. Всё-таки зацепил он меня чем-то, несмотря на свою наивность.
Итак, поехали.

«Letters to Erik: The Ghost’s Love Story»

Автор: An Wallaсe

И оформлю небольшую шапочку для порядка. Название: Letters to Erik: The Ghost’s Love Story Автор: An Wallaсe Переводчик:  Мышь_полевая Размер: понятное дело, макси - роман на 463 страницах. Версия канона: роман Гастона Леру "Призрак Оперы" Пейринг: Рауль/Кристина, Эрик/Кристина Категория: гет Жанр: махровая романтика (и Санта-Барбара в придачу) Рейтинг: PG-13, пожалуй. Может, местами на R и потянет, точно не помню. Примечание/Предупреждения: для любителей флаффа и хеппи-енда Размещение перевода: только с разрешения переводчика!

запись создана: 28.04.2014 в 18:53

@темы: Призрак Оперы, Творчество

Comments

[Мышь_полевая]

«Моя дорогая Сильвия,

Я знаю, что умираю. Доктор пытается скрыть это от меня, но я знаю правду. Я не возражаю. Я не хочу больше жить, ибо тайное знание, которое я вынуждена хранить, сжигает меня изнутри. Последние двадцать пять лет я прожила во лжи, и теперь должна открыться кому-нибудь прежде, чем умру, иначе я никогда не обрету покоя.

Сильвия, ты не старший мой ребёнок. Я знаю, что пожилые слуги наверняка сплетничали о том, что у меня был сын на два года старше тебя, который умер при рождении, но правда заключается в том, что он не умер. Мне так стыдно признаваться в этом тебе, Сильвия, тебе, которая всегда любила и уважала меня. Но я не могу сойти в могилу, оставив между нами эту ложь.

Ты так красива, моя дорогая девочка. Когда ты родилась, я плакала от счастья, видя, как ты прекрасна. Повитуха была заметно изумлена тем, как я восхищалась твоей красотой, но она не знала той правды, что скрывалась за моими возгласами.

Видишь ли, твой брат родился более чем живым, но ужасно изуродованным. Его лицо... Я так и не смогла его забыть. Оно было похоже на череп, обтянутый бумажно-тонкой, серовато-жёлтой кожей. У него не было носа, а глаза почти нельзя было разглядеть — так глубоко они сидели в этих ужасных глазницах. На висках отчетливо выделялись синие вены, а в его щеках, казалось, вообще не было плоти, будто кожа была натянута на сами кости.

Остальное его тело было таким же: кожа, обтягивающая кости. Он был настолько уродлив, Сильвия, что, увидев его, я закричала, подумав, что он умер и начал гнить уже в моей утробе! Но потом он открыл рот и завопил, а я закричала ещё громче при мысли, что нечто, выглядевшее настолько мёртвым, в действительности может жить и дышать.

Сейчас же я почти не могу писать, ибо слёзы стыда застилают мне глаза и падают на бумагу. Я настолько неправильно обращалась с этим ребёнком, Сильвия, я допустила столько ошибок, что буду очень удивлена, если после смерти вдруг окажусь в раю. О, если бы я могла увидеть его сейчас, хотя бы раз, и рассказать ему, как я обо всём сожалею! Но спустя столько лет извинения, скорее всего, будут бессмысленны.

Видишь ли, когда я пришла в себя, то поняла, что твой отец никогда не признает сына, который похож лишь на крошечный труп. Он мог бы даже попытаться убить ребёнка, особенно если никто о нём не узнает, кроме повитухи и меня. Ребёнок мог быть уродливым и отвратительным, но он не заслуживал того, чтобы умереть за это! Я сговорилась с повитухой, чтобы она послала за священником. Им оказался молодой отец Арно. Он зашёл в дом и узнал, как обстоят дела, а затем мы вместе с ним отправились к твоему отцу, чтобы обсудить случившееся.

Твой отец был в ярости. Я была права, решив, что он попытается убить малыша. Он обвинил меня в уродстве ребёнка, но присутствие отца Арно удержало его от насилия. Однако священник не сумел убедить твоего отца, чтобы он признал мальчика своим или назвал его наследником. Хотя отец Арно, выяснив первое имя твоего отца, окрестил ребёнка под именем «Эрик». (В глубине души, думаю, отец Арно, скорее всего, наслаждался этим поступком! Я помню, как он улыбался, делая это, а повитуха хихикала.) После этого мы с ним предприняли все усилия к тому, чтобы существование мальчика осталось в тайне, отведя для его содержания неиспользуемое крыло дома. Отец Арно нашёл для него няню, которая не выдала бы тайну о существовании или о внешности Эрика. Я позаботилась о том, чтобы ещё до её приезда на ребёнка надели маску: ей так или иначе придётся увидеть его лицо, когда она будет купать или кормить его, но ей не было никакой необходимости смотреть на него постоянно.

Ты родилась, когда Эрику было два года, и мы решили тебе о нём не говорить; твой отец сказал, что чем меньше людей знают о нём, тем лучше. Это было ещё одним решением, о котором я сожалею. После твоего рождения я снова стала бояться за жизнь Эрика; я была очень рада, что ты родилась девочкой, ибо уверена — твой отец убил бы Эрика, если бы ты оказалась мальчиком.

Я боялась, что мой следующий ребёнок будет мальчиком, поэтому предприняла некоторые шаги, чтобы защитить Эрика. С помощью отца Арно я отправила письмо с информацией о рождении Эрика господину Коту-старшему, семейному нотариусу. Я попросила его хранить это дело в тайне до смерти моего мужа, когда я планировала объявить Эрика нашим сыном и наследником, несмотря на его внешность. (Я также сообщила мужу об этом письме — оно остановило бы его руку и обеспечило бы Эрику безопасность, даже если бы у нас в какой-то момент родился ещё один сын.)

Однако, когда мальчику было девять лет, произошёл несчастный случай, что-то вроде драки между ним и его няней. Мы нашли её лежащей без признаков жизни у подножия лестницы, а Эрик бесследно исчез. Мы думаем, что его могли похитить цыгане, находившиеся в том районе, но муж запретил мне заниматься его поисками. «Туда ему и дорога, хорошо, что избавились», — так он считал, ведь теперь, когда его маленькая грязная тайна исчезла, он чувствовал себя в большей безопасности.

После этого, к своему стыду, я попыталась забыть, что у меня когда-то был сын. Но не смогла, и только в последние годы поняла, что люблю его. Он был ужасно уродлив, Сильвия, но у него был самый прекрасный голос из всех, что я когда-либо слышала. Он любил музыку и пел, как ангел. Мне всегда казалось, что красота, которая отсутствовала в его лице, была стократно отдана его голосу.

Я понятия не имею, что с ним стало. Я ничего не слышала о нём с тех пор, как он исчез в возрасте девяти лет. Я не знаю, жив ли он или мёртв, но, Сильвия, где-то там может жить твой старший брат. Если ваши пути когда-либо пересекутся, я прошу тебя, передай ему мои извинения и сообщи, что я очень сожалею обо всём, что когда-либо делала с ним — или позволяла делать другим.

Скажи ему, что я любила его со дня его рождения и до дня моей смерти. Если бы я могла увидеть его сейчас, я бы схватила его за руки и попросила прощения за всё, что мы, его родители, с ним сделали!

Сильвия, ты и Сесиль были моим спасением, моей благодатью, и я рада, что Господь дал мне второй шанс вырастить детей. Мы с отцом были не очень-то счастливы вместе, но вы обе подарили мне больше радости, чем я того заслуживала. Я люблю вас обеих так же, как люблю Эрика, и я молюсь о том, чтобы он когда-нибудь сумел вернуть себе то, что ему полагается. Я молюсь, чтобы у тебя когда-нибудь родилась дочь, которая подарит тебе столько радости, сколько ты подарила мне. Спасибо, что прочла это, Сильвия. Ты можешь показать это письмо отцу Арно, если захочешь проверить информацию. Кроме того, господин Кот всё ещё должен хранить моё письмо в своих бумагах.

Моя дражайшая Сильвия, я не думаю, что проживу ещё долго; эта тайна так долго пожирала меня изнутри, что избавиться от неё будет для меня облегчением. Я прощаюсь с тобой и прошу Божьего благословения для тебя и для Сесиль. Надеюсь, вы найдёте хороших мужей, вырастите много детей и проживёте счастливую жизнь.

С огромной любовью,
Мама.»

[Мышь_полевая]

Когда Эрик закончил читать письмо, Сильвия уже плакала, не скрываясь. Эрик снова прочистил горло и тихо спросил:

— Что случилось с Сесиль?

Сильвия сглотнула и ответила через мгновение:

— Она умерла во время родов, около восемнадцати лет назад. Её мужа тоже уже нет в живых.

— А с вами?

— Я заболела, когда мне было около двадцати трёх, и тогда же ослепла. Я никогда не была замужем.

— И поэтому в нашей семье не было других сыновей, которым можно было передать титул, — заключил он.

Она кивнула.

Некоторое время Эрик молчал; каждый раз, когда он пытался заговорить, у него перехватывало горло.

Сильвия заговорила первой.

— Вы позволите мне называть вас Эриком?

Эрик откашлялся.

— Да, конечно. Вы моя сестра, — Эрик помешкал и добавил: — Сильвия.

Она грустно улыбнулась.

— Всё не так очевидно, Эрик. У вас мало оснований любить кого-либо в нашей семье.

Эрик с сожалением улыбнулся.

— Это правда. Однако вы пока не вызываете у меня такого раздражения, какого я боялся.

Сильвия удивленно рассмеялась, услышав это осторожное поддразнивание.

— Разве это не обязанность младшей сестры — быть раздражающей? — поддразнила она его в ответ. Затем опомнилась. — Эрик, у меня есть к вам просьба, но я не буду возражать, если вы мне откажете.

— Как мне повезло, — сухо ответил Эрик, — поскольку я не привык оказывать любезности Шаньи. Что за просьба?

— Я бы хотела увидеть ваше лицо, — сказала она и подняла руки, демонстрируя, как именно она собирается это сделать.

— Зачем? — Его голос звучал настороженно.

— Вы для меня настолько нереальны, — призналась она. — Последние двадцать лет я знала, что у меня есть брат, но никогда не предполагала встретиться с вами. В письме матери столько рассказывалось о вас, как о ребёнке, что в моём сознании вы так и остались изуродованным младенцем. Я бы хотела познакомиться с моим братом, каким он является сегодня, если вы не возражаете. Но я пойму вас, если вы не захотите.

Эрик задумался. Он надеялся, что на ощупь его лицо будет не таким отвратительным, как для глаз. Сильвия пока не демонстрировала ему ничего, кроме доброты. Кажется, она приняла слова своей матери близко к сердцу. Эрик кивнул сам себе и встал.

— Хорошо. Подойдите ближе.

Сильвия встала и медленно подошла к нему. Он развязал свою белую шёлковую маску и положил её на стол. Когда Сильвия приблизилась к нему, он взял её руки и поднял их к своему лицу.

Он стоял неподвижно, пока её длинные тонкие пальцы, — такие же, как и у него, — порхали по его костлявым щекам, выпирающему лбу, почти несуществующему носу. Он закрыл глаза, почувствовав её лёгкое, как у бабочки, прикосновение к своим запавшим векам. Она погладила его виски, потянулась, чтобы пощупать редкие чёрные волосы, а затем её руки спустились вниз, чтобы коснуться его груди и плеч.

— Вы очень худой, — прошептала она.

— Да, — ответил Эрик. — А раньше был ещё более худым.

Она обхватила его руками на уровне груди, ощупывая его костлявые плечи, получилось почти объятие. Слёзы снова заблестели в её золотисто-карих глазах, и она улыбнулась, когда Эрик молча протянул руку, чтобы их вытереть.

Объятия превратились в настоящие, Сильвия повернулась, чтобы поцеловать его впалую щёку, и положила голову на его костлявое плечо.

У Эрика окончательно перехватило горло, и он перестал сдерживать слёзы, поднимая руки, чтобы обнять её в ответ. Сильвия была его семьёй, дочерью его матери, которая любила его, хотя и поняла это слишком поздно.

В этот момент он услышал какой-то звук и, подняв глаза, увидел лишь спину выходящей из комнаты Кристины. Должно быть, она увидела его с сестрой и решила им не мешать. Он улыбнулся. Как раз накануне они спорили о том, как ему следует вести себя с Шаньи. Ей должно быть приятно увидеть, что он обнимает Сильвию, а не ругает её и не отталкивает.

Сильвия тихонько сказала ему на ухо, не отпуская:

— Какого цвета ваши глаза?

— Золотые. Скорее, как у кошки. Как ваши, но светлее.

— У вас мало волос, — заметила она, скользя одной рукой вверх, чтобы снова коснуться его головы. — Какого они цвета?

— Чёрные.

— У меня тоже.

— Да, только у меня нет седины.

Сильвия напряглась в его объятиях и отступила.

— У меня есть седина?

Это прозвучало столь возмущённо, что Эрик громко рассмеялся.

— Совсем чуть-чуть, — заверил он её, — и контраст выглядит прекрасно.

Сильвия фыркнула.

— Льстец. — Она снова коснулась его лица. — Я знаю, что вы, скорее всего, никогда больше этого не допустите, и потому хочу закрепить вашу внешность в своей памяти.

Щёки Эрика были влажными, и она тепло улыбнулась ему, вытирая их без каких-либо комментариев.

— Зачем вам делать такую глупость? Моя внешность определённо не самая красивая.

Она пожала плечами, опуская руки.

— Это вы, Эрик. Это не что иное, как чудо, что я вообще встретилась с вами! Мне известно, что скоро вы женитесь, и я не знаю, захотите ли вы когда-нибудь снова меня увидеть. Для остальной семья я что-то вроде обузы из-за слепоты и обстоятельств, в которых я живу. Это может быть мой единственный шанс.

Эрика впечатлило, что она говорила об этом совершенно спокойно. Было очевидно, что это вовсе не являлось попыткой добиться расположения нового главы семьи.

Он усмехнулся.

— Если вы считаете себя обузой, то вам бы стоило побыть на моём месте.

Она засмеялась.

Он продолжил.

— Это правда. Такой урод, как я, завтра женится на оперной певице, своей бывшей ученице, которая будет продолжать сценическую карьеру даже после нашего бракосочетания. Я почему-то подозреваю, что семья Шаньи ещё даже не начала испытывать на себе, что такое конфуз и обуза! — Он помог ей вернуться на стул и сел напротив. — Если вы теперь не слишком нас стыдитесь, то не хотите ли вы познакомиться с моей невестой?

Сильвия радостно улыбнулась, не выказывая ни капли смущения.

— С удовольствием, Эрик. Но не могли бы вы сначала...

— Что?

— Если вы настолько хороший музыкант, что обучали оперную певицу, то не позволите ли вы мне услышать, как вы играете или поёте? Особенно поёте. Ваш голос, когда вы просто говорите, звучит прекрасно, и мне было бы особенно приятно услышать его в пении.

Эрик никогда не мог устоять против лести, если кто-либо восхвалял его таланты, а потому улыбнулся и сел за рояль. Он выбрал часть первой арии из «Орфея и Эвридики» и начал петь.

[Мышь_полевая]

И всё бы тут хорошо, кабы сиропа поменьше и кабы автор получше изучила жизненные реалии, особенно 19 века. Поскольку ну настолько вся эта ситуация с детством Эрика за уши притянута и неестественна, что скулы сводит.

А мы тем временем прочитали 2/3 книги.

[Мышь_полевая]

Глава 17

Загадка, любовница и недоразумение

Кристина спала немного дольше, чем привыкла, — и проснулась, чувствуя себя замечательно. Она с наслаждением потянулась и с удовлетворением подумала, что уже через два дня она проснётся наутро рядом с Эриком. Было приятно, что ночью их разделяла всего одна дверь, — это было, конечно же, лучше, чем во время её замужества, когда Рауль находился на другом конце длинного коридора, — но всё же она не могла дождаться, когда они с Эриком начнут делить на двоих одну комнату, одну кровать и одну жизнь.

Аннеке, должно быть, ждала снаружи, когда из комнаты начнут доноситься звуки движения, потому что сразу же вошла и помогла Кристине одеться.

— Спасибо, — сказала Кристина, когда горничная внесла последние штрихи в её причёску. — А где сейчас Эрик?

— В музыкальном салоне, мадам, — ответила Аннеке. — Месье Гийом, мажордом, сказал, что рано утром к нему пришёл посетитель.

— Посетитель? — задумалась Кристина. — Это, должно быть, отец Арно. Пойду поздороваюсь.

Она добралась до музыкального салона и тихо отворила дверь.

И в шоке застыла на пороге. Эрик стоял очень близко к высокой черноволосой женщине, повернувшись к ней лицом. Кристина отметила, что незнакомка примерно одного возраста с Эриком; довольно эффектная, с гордой осанкой.

Пока Кристина рассматривала её, Эрик развязал свою маску, потянулся к рукам женщины и положил их на своё обнаженное лицо. Гостья осторожно коснулась его, лаская лицо с такой нежностью, что сердце Кристины наполнилось горячей ревностью. Он даже немного наклонился, чтобы гостья могла дотянуться до его лба и погладить волосы. Кристина расширившимися глазами наблюдала, как незнакомка провела руками по телу Эрика и наконец привлекла его в объятия. Когда женщина запечатлела поцелуй на искорёженной щеке Эрика, Кристина сглотнула застрявший в горле комок и заставила себя уйти. Она тихо закрыла за собой дверь. Сморгнув одну-две слезинки, она поспешила в свою комнату.

Кто эта женщина?

Она была уверена, что Эрик не станет её обманывать, он слишком любил её для этого. Но ведь он раньше был здесь, в Руане, без неё, и до этого он тоже жил один целых пять лет. Он мог с кем-нибудь встречаться.

Но он снял перед ней маску!

У Кристины не было иллюзий относительно внешности Эрика. Она знала, что лицо её жениха для большинства людей было отвратительным до невозможности. И в то же время она по-своему гордилась тем, что была единственным человеком, которому он разрешал регулярно его видеть. Даже перед Кавехом и Дариусом он снимал маску очень редко, а для Кристины — каждый раз, когда они оставались наедине.

Очевидно, для этой незнакомки он был готов не только снять маску, но и позволить ей гладить руками всё его тело и обнаженное лицо.

Возможно, это была его прежняя любовница, которая пришла попрощаться. Кристина больше не была наивной и прекрасно знала о существовании любовниц: дружба с Сорелли открыла ей глаза на многие предубеждения касательно мужского поведения. Должно быть, так и есть — Эрик перед свадьбой прощался со своей бывшей любовницей. Он не был настолько бесчестным, чтобы поддерживать с ней отношения после того, как женится, поэтому, видимо, пригласил её сюда, чтобы разорвать отношения.

Кристина сидела на краю кровати, не зная, что со всем этим делать, и задавалась вопросом, почему Эрик никогда ей об этом не рассказывал. У неё сердце сжималось при мысли, что, пока она была замужем, Эрик нашёл себе другую. Она ругала себя за такие чувства: в конце концов, если она жила с другим, то почему Эрик не мог тоже? Но всё было бесполезно — душа не хотела смириться с тем, что когда-то он был с кем-то ещё. Эрик принадлежал ей, всегда принадлежал ей, и завтрашний день просто придаст официальный статус тому, что было с самого начала.

Гостья был выше и стройнее Кристины; по-видимому, она никогда не рожала детей. Ее манеры были сдержанными и утончёнными. Волосы — тёмными, гладкими и прямыми; полная противоположность непослушным светлым кудряшкам Кристины. Кристина родила двоих детей, и для её фигуры, хоть и всё ещё стройной, это не прошло бесследно: бёдра стали шире, чем раньше, а груди — ниже и полнее. Даже будучи графиней, Кристина чувствовала себя крестьянкой по сравнению с гордой, почти царственной красотой гостьи.

Любил ли он эту женщину? Возможно ли это?

Может быть, Эрик устал любить маленькую девочку? Кристина знала, какой незрелой и наивной она была пять лет назад. И понимала, что по сравнению с Эриком она, скорее всего, до сих пор незрелая! В этом всё дело? Может быть, она слишком «молода» для него, и помимо музыки, ему не о чем с ней разговаривать? Неужели он нашёл женщину, более подходящую ему по возрасту, чтобы избавиться от одиночества? Такую, на которую можно положиться, которая не упадёт в объятия красивого молодого соперника, как это сделала она? Такую, которая не предаст свои чувства к нему, как это сделала Кристина пять лет назад?

Учитывая своё собственное поведение, она не винила Эрика в том, что он нашёл себе другую. Она лишь задавалась вопросом, почему он всё ещё собирается жениться на ней, когда у него в музыкальном салоне есть такая благородная элегантная дама. Кристина попыталась сглотнуть комок, застрявший в горле. Сама она, наверное, никогда не сможет сравниться с такой, как эта женщина. Впервые она почувствовала себя ущербной в глазах Эрика.

По крайней мере — Кристина утешала себя этой мыслью — по крайней мере, та женщина вряд ли поёт так же хорошо, как Кристина. Это то, что объединяет их с Эриком, что никто не сможет отнять. Другой женщине могло принадлежать его сердце и его тело, но его музыка принадлежит Кристине. Она была уверена, что Эрик никогда не разделит свою музыку ни с кем, кроме неё.

И как только она об этом подумала, послышался тихий отзвук пения Эрика. Он выбрал часть любовной песни Орфея к Эвридике, чтобы спеть её своей гостье.

Тогда Кристина потеряла остатки самообладания и заплакала.

Она понятия не имела, как долго она просидела, трясясь и рыдая, когда услышала стук в дверь.

— Кристина? Ты здесь, милая?

Эрик.

Она быстро вытерла глаза и сглотнула.

— Да, Эрик, — ответила она, надеясь, что он не заметит лёгкой хрипотцы, прозвучавшей в её голосе.

Эрик за дверью нахмурился. Её голос звучал странно, как будто она плакала.

— С тобой всё в порядке, любимая? Откроешь дверь?

Он услышал её кашель, а затем:

— Вообще-то, я сейчас плохо себя чувствую, Эрик. Я бы не хотела никого видеть, если ты не возражаешь.

— Мне послать за врачом?

— О нет, это всего лишь головная боль, вот и всё.

Он расслышал в её голосе неестественную, нарочитую бодрость и покачал головой. Что-то было не так. Он задумчиво ответил:

— Что ж, хорошо. Я хотел тебя кое с кем познакомить, но она легко может подождать, пока ты не поправишься.

В комнате Кристина раскрыла рот. Он хочет, чтобы она познакомилась с его метрессой? Хочет представить свою любовницу своей невесте? О чём он думает?

Не важно. Надо избавиться от него, чтобы прийти в себя, а затем выйти и поговорить с ним, как только она будет уверена, что сможет сохранить самообладание. Она должна сохранять достоинство, когда спросит Эрика, кто эта женщина и почему он ей пел. Она не хотела срываться посреди разговора на отчаянные всхлипы и вместо этого умолять его вернуться к ней.

— Да, уверена, что завтра всё будет хорошо. Я в порядке, Эрик. Тебе не обязательно оставаться здесь. Ты не должен бросать свою гостью.

По другую сторону двери Эрик нахмурился. Что-то определённо не так, она пытается избавиться от него.

— Что ж, хорошо. Увидимся, когда тебе станет лучше.

Он ушёл и вернулся в музыкальный салон, двигаясь тем бесшумным шагом, который сохранился у него даже после переезда из Оперы, но Сильвия всё равно подняла глаза сразу, как только он вошёл.

Он усмехнулся.

— Если бы мы встретились шесть лет назад, вы бы создали мне проблему с вашим чувствительным слухом.

— Вот как? Почему? — улыбнулась она.

— Моя прежняя профессия требовала умения бесшумно передвигаться. Возможно, когда-нибудь я вам об этом расскажу. — Эрик тут же сменил тему, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще упомянул об этом. — Я прошу прощения, в настоящий момент Кристине нездоровится. Может быть, мы позовём вас немного позже, когда ей станет лучше?

— Да! — охотно согласилась Сильвия. — Да, это будет прекрасно! Мой адрес есть на моей визитке.

Эрик позвал Гийома, чтобы тот проводил гостью, а затем вернулся наверх.

[Мышь_полевая]

Он тихонько прокрался в свою комнату, подошёл к смежной двери и прислушался.

Конечно же, Кристина снова расплакалась — громкими, судорожными рыданиями, которые, должно быть, душила в себе во время их разговора. От звуков этого плача глаза Эрика наполнились сочувственными слезами. Он ловко вскрыл замок и распахнул дверь.

Кристина даже не услышала, как он вошёл. Ее припухшие глаза распахнулись, и она удивлённо ахнула, когда Эрик наклонился и подхватил её на руки. Он отнёс её к креслу и сел, усадив её себе на колени. После чего достал носовой платок и протянул ей.

— Так я и думал, — тихо сказал он. — Вы действительно пытались от меня избавиться. Если вас что-то расстроило, моя дорогая, вы должны были сначала обратиться к Эрику. Какая бы проблема ни была, он это исправит. Эрик может решить любую проблему. — Он снова говорил о себе в третьем лице, но теперь это не было проявлением самоиронии — скорее, походило на то, будто он разговаривает с маленьким ребёнком.

Кристина молча помотала головой и отвела глаза.

Ах, вон оно что.

— Ясно. Значит, Эрик и есть тот, кто вас расстроил.

Единственным ответом ему был обиженный взгляд, за которым последовала очередная порция рыданий. Кристина попыталась выпрямиться, чтобы сползти с его коленей, но он покачал головой, крепко удерживая её своими тонкими руками. Задаваясь вопросом, чем же он мог так её расстроить, он проговорил:

— О, нет, моя дорогая. Нет — пока ты со мной не поговоришь. Что я сделал, любимая? Ты же знаешь, чем бы это ни было, я всё исправлю. Я не могу видеть, как ты плачешь.

Она напряглась и отвернулась.

— О, Эрик, слишком поздно что-либо исправлять, — сказала она дрожащим голосом.

Его сердце сжалось, голос понизился:

— Вот как?

Видимо, так оно и было. Он знал, что нет ни прощения, ни оправдания тому, как он обращался с ней пять лет назад, когда находился на самом дне своих физических и психических заболеваний. Не говоря уже о всех тех зверствах, которые он совершил ещё до того, как встретился с ней. Неужели она разорвёт их помолвку за день до свадьбы? Он не винил её, но знал, что его сердце будет разбито навсегда.

Она кивнула, не поднимая головы.

— Да. Понимаете, за последние пару недель — с тех пор, как я узнала, что вы живы, — я никогда не думала о том, с кем ещё вы могли встречаться или проводить время после нашего расставания.

Эрик в замешательстве наклонил голову.

— И это привело вас к слезам?

— Ну, — неуверенно начала Кристина. — Я никогда даже мысли не допускала о каких-нибудь... других женщинах... с которыми вы могли проводить время.

— Что? С какой бы это стати? — Эрик был в замешательстве. Ни одна женщина никогда им не интересовалась. Да, некоторые были заинтригованы мыслью о том, что может скрываться за маской, но он быстро избавлял их от любопытства. Если женщина не являлась Кристиной, то он не хотел иметь с ней ничего общего.

Кристина поняла его по-своему.

— Я всё знаю, — сказала она несчастным голосом. — Я тогда была счастлива в браке — ну, по большей части счастлива, — и для вас было вполне естественно искать себе другую... компанию. Мужчины всегда так делают; если уж на то пошло, то и Рауль так поступал. Наверное, эгоистично, что я не подумала об этом раньше, но Эрик, — продолжила она, садясь прямо и глядя ему в глаза. — Я не собираюсь делить тебя ни с кем. Если мне не следует выражать недовольство из-за твоей любовницы, то это вовсе не означает, что я должна знакомиться с ней или общаться с ней. Если ты не порвёшь с ней окончательно, я не выйду за тебя замуж.

— Из-за моей... кого?! — воскликнул Эрик и вскочил, едва не свалив Кристину на пол. Он тут же быстро поправил её. — Ты сказала...?

— Твоей любовницы. Женщины внизу. — Кристина с трудом сглотнула и продолжила: — Она весьма красива, Эрик; я бы не стала тебя винить, если ты в неё влюбился. То, как она тебя касалась, даже твоего лица... судя по всему, она тоже тебя любит. Если... — Тут у неё снова навернулись слёзы на глаза. — Если ты предпочитаешь быть с ней, то я пойму. Ты не обязан жениться на мне. В конце концов, между нами всё произошло так быстро, учитывая, что всего две недели назад я считала тебя умершим. Может быть, мы слишком поторопились?

Эрик сделал два шага назад, от шока у него отвисла челюсть: Кристина даже видела, как она дрожит под нижним краем маски. Его остановил высокий столбик кровати, и Эрик сразу же схватился за него, словно нуждаясь в поддержке.

— Ч-ч-что? — от волнения он даже начал заикаться.

Неожиданно кусочки информации начали собираться воедино. Кристина просто передумала выходить за него. Она наверняка знает, кем является его гостья. Возможно, она даже встречалась с Сильвией, вместе с сёстрами Рауля. Она не могла на самом деле думать, что какая-то другая женщина согласится стать любовницей Эрика. Зато фальшивого обвинения в сочетании с увиденными ею объятиями будет достаточно, чтобы она получила свободу и была оправдана в глазах всего общества.

Он закрыл глаза и откинулся назад на столбик. Если она сейчас уйдёт от него, то растопчет его окончательно — но он решил, что на этот раз он не даст ей об этом знать. Он примет её отказ как мужчина. Он не будет больше ползать и умолять — не в этот раз!

Эрик решил проверить её. Он заговорил холодно, чтобы скрыть отчаяние, и не стал открывать глаза.

— Думаю, вы просто пришли в чувство и используете это как повод, чтобы не выходить за меня. Вы могли бы просто сказать мне, Кристина. Не было никакой необходимости в этой истерии по поводу моей предполагаемой «любовницы». Не то, чтобы я обвинял вас, — кто же захочет на всю жизнь связать себя с живым трупом?

— «Предполагаемой» любовницы? — резко воскликнула Кристина. — О, нет, Эрик! В том, что я видела, не было ничего «предполагаемого»! Ты позволил ей глядеть на твоё лицо, ты позволил ей прикасаться к тебе! Эрик, ты даже пел ей! Я слышала тебя! — В её голосе прорезались истерические нотки, но она продолжила: — Мне ненавистна сама мысль о том, что твоё сердце и даже твоё тело принадлежали другой — даже если я была замужем и вряд ли могла на них претендовать. Но делиться с ней своей музыкой — это худшее предательство! Я знаю, что ты имеешь на это полное право, но, Эрик, это причиняет мне боль! Зачем ты так поступаешь со мной?

Она глубоко вздохнула и продолжила мягче:

— Я скорбела о твоей смерти. Я оплакивала тебя. Почему ты даже не сообщил мне, что всё ещё жив, если всё равно предпочитаешь быть с ней? Это было нехорошо с твоей стороны, любовь моя. Более того, это было жестоко! — Слёзы снова заявили о себе, когда она опустилась на стул и уткнулась лицом в руки.

Эрик изучал её, стараясь не поддаваться на её рыдания. Возможно ли, что она говорит правду? Театральные навыки у неё были превосходными — он это знал, поскольку сам её этому научил. Однако её отчаяние выглядело неподдельным.

— Кристина, — позвал он. Она зарыдала ещё сильнее. Нахмурившись в беспокойстве, он шагнул вперёд и встал перед ней на колени. Взял её запястья и осторожно отвёл руки от лица. — Кристина, посмотри на меня. — Она отвернулась. — Пожалуйста, — попросил он. Услышав, как сорвался его голос, она повернулась и открыла глаза.

— Ты уверена, что сказала это не для того, чтобы избавиться от брака со мной? — спросил Эрик, пытаясь сохранять голос ровным. Если она действительно не играла, то он начинал чувствовать себя полной скотиной.

— Ты с ума сошёл? — сердито спросила она. — Я провела последние пять лет, влюбляясь в тебя и чувствуя, как с каждым днём всё сильнее умирает моё сердце, поскольку думала, что ты мёртв! Это ты пытаешься избежать свадьбы, уединяясь в музыкальном салоне с этой фифой, прекрасной мадам Облапаю-тебя-с-головы-до-ног!

В его сердце снова начала петь надежда, и про себя Эрик посмеялся над прозвищем, которым Кристина наградила Сильвию, но ему всё ещё было необходимо больше уверенности.

— Ты по-прежнему собираешься выйти за меня завтра? — настойчиво спросил он. — Клянёшься в этом? — Его голос звучал хрипло от волнения. Он с трудом сдерживался, чтобы не рухнуть на пол при виде её слёз, как это бывало раньше; для него было слишком важно хотя бы не подавать виду.

Кристина заморгала и забрала у него одну руку, чтобы сердито стереть со щеки мокрую дорожку.

— Да, Эрик, конечно. Клянусь всей душой! Я ничего не хочу больше, чем стать твоей женой, но ты должен понять прямо сейчас, что я не буду делить тебя с другой женщиной. — Справившись с собой, она вытащила руки из ладоней Эрика и вытерла глаза.

Эрик закрыл глаза и глубоко вздохнул: чувство сладкого, благословенного облегчения смешивалось со стыдом. Она не играла. Она по-прежнему хотела выйти за него замуж! Открыв глаза, он вздрогнул при виде её бледного, жалкого лица. Склонив голову, он стал целовать её пальчики.

— Кристина, я всю жизнь любил только тебя. Даю тебе слово.

Кристина отвернулась.

— Значит, ты её не любишь. Это ничего не значит. Я знаю, что мужчины часто «проводят время» с женщинами, которых не любят.

Эрик раздражённо отмахнулся.

— У меня никогда в жизни не было женщины в этом смысле. Та женщина никогда не была моей любовницей; я думал, что ты это поняла, когда её увидела.

— И как я могла это понять, если вошла и увидела, как она делает с тобой вот так? — Она быстро изобразила, как Сильвия оглаживает грудь и плечи Эрика. Ее слезы к этому моменту уже почти высохли; отчаяние обратилось в праведный гнев. — А затем объятия! Она поцеловала тебя, Эрик. Я видела это!

Эрик опустил голову, охваченный стыдом за свою ошибку.

— Прости, любовь моя. Я думал, ты её знаешь.

Кристина всё ещё недоверчиво посмотрела на него.

— Почему я должна её знать? Я никогда прежде не была в Руане.

Эрик снова поймал её руки и крепко прижал к груди.

— Её зовут Сильвия де Шаньи. Она твоя кузина... и моя сестра.

[Мышь_полевая]

— Твоя сестра? — переспросила Кристина. Она настолько сосредоточилась на понятии «любовница», что такого ответа не ожидала никак. Её реакция была предсказуемой: — Я не знала, что у тебя есть сестра.

— Я тоже не знал, до этого утра. Судя по всему, у меня было две сестры, но Сесиль умерла. Осталась только Сильвия. Она слепа. Я позволил ей увидеть, как я выгляжу.

Ошеломленная, Кристина несколько раз открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Эрик воспользовалась её молчанием, чтобы исправить ситуацию. Он прижал одну из её ладоней к своей скрытой под шёлком щеке.

— Кристина, моя дражайшая любовь, неужели ты не знаешь, что для меня в этом мире существует только одна женщина? — Он слегка повернул голову и поцеловал её ладонь сквозь тонкий шёлк, скрывающий его рот. — Даже если бы я выглядел как нормальный человек, зачем мне искать кого-либо ещё?

— Но... я была замужем, а ты был один, пять лет! — Кристине явно было необходимо последнее, окончательное подтверждение.

Эрик твёрдо покачал головой.

— Я больше сорока пяти лет был один. Я предпочел бы остаться в одиночестве навсегда, чем быть с другой, отдать себя или разделить свою музыку с той, кто не является тобой. Пожалуйста, никогда в этом не сомневайся, любовь моя.

— Но, Эрик, ты пел... для Сильвии. Ты показал ей своё лицо.

Эрик слегка погладил её руку, объясняя:

— Наша мать, лёжа на смертном одре, написала Сильвии письмо, в котором рассказала ей обо мне — как я выгляжу, обстоятельства моего рождения, всё, — и Сильвия сегодня утром принесла мне это письмо, чтобы я его прочитал. Это было... — он остановился и сглотнул, продолжить было трудно, — было очень волнующе читать и понимать, о чём думала моя мать, как она относилась ко мне. Она сказала, что любила меня! А затем Сильвия попросила показать ей, как я выгляжу, для этого ей надо было прикоснуться ко мне руками, и я ей позволил. Она сказала, что никогда не думала встретить брата, поэтому хотела узнать обо мне всё, что могла. Она плакала, Кристина. Она на самом деле плакала надо мной. Поэтому мне показалось вполне естественным спеть для неё, когда она об этом попросила.

Кристина наклонилась вперёд и развязала маску, чтобы увидеть его лицо, после чего долго изучала его выражение. Он выглядел взволнованно и напряжённо, его глубоко запавшие глаза блестели от слёз.

— Я тебе верю, — сказала она.

Эрик закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Выдохнув, он наклонился и опустил голову ей на колени — он до сих пор стоял на коленях перед ней. Кристина нежно улыбнулась и погладила его по волосам.

— Я тоже плакала над тобой, любовь моя. Я должна встретиться с твоей сестрой: похоже, мы с ней можем подружиться.

Его плечи слегка дёрнулись, и она поняла, что он хихикает, уткнувшись лицом в ей колени.

— Да уж, ты можешь, после такого-то, — ответил он в складки её платья, которые слегка приглушали его голос. Он взглянул на неё. — И конечно же, моё пение для неё нельзя считать предательством; в конце концов, моё сердце принадлежит тебе. По сравнению с этим, небольшая песня вряд ли может считаться таким уж великим подарком. Она определённо немногое получала от этой семьи. Кажется, она ожидает, что мы тоже её не примем. Судя по всему, остальная часть семейства Шаньи стыдится её.

— О! — сообразила Кристина. — Помню, однажды Рауль упомянул о дальней родственнице по имени Сильвия, но он говорил так, будто она чем-то опозорила семью. Это та самая Сильвия?

Эрик пожал плечами.

— Она показалась мне вполне благовоспитанной. Думаю, у семейства Шаньи какие-то странные представления о том, что представляет собой позор. — Он поморщился. Кристина улыбнулась при виде этого выражения: она всё ещё не привыкла видеть его обнажённое лицо. Она задалась вопросом, знает ли он, что без маски его лицо представляет собой открытую книгу.

— Я подозреваю, что причиной такого отношения семьи является её слепота, — продолжил он. — Не говоря уже о том, что титул вместо меня передали моему дяде, а вместе с титулом к нему перешло и семейное благосостояние. Сильвия так и не вышла замуж и не способна себя содержать. Вместо того, чтобы обеспечить ей приемлемый доход, наши уважаемые родственники, судя по всему, просто бросили её на произвол судьбы.

Если ещё несколько минут назад Кристина возмущалась поведением Сильвии, то сейчас уже возмутилась за неё.

— Ах, эти лживые пиявки! — воскликнула она. — Я должна была знать, что они настолько озабочены своими делами, что никогда не подумают о своей бедной кузине!

— Ты о ком, милая? — удивился Эрик. — О своём первом муже и его брате?

— И об их сёстрах. Я ведь рассказывала тебе вчера, что случилось, когда я встретилась с ними в Париже.

— Рассказывала. Это было довольно забавно.

— Хотя в итоге я всё-таки пригласила их на свадьбу.

Эрик ничего не сказал, лишь бросил на неё недоверчивый взгляд. Она пожала плечами и покраснела. Он, улыбаясь, покачал головой и встал.

— Иди сюда, — сказал он, подняв её на ноги. После чего обнял её и поцеловал в волосы. — Я люблю тебя, — сказал он горячо. — О, моя Кристина. Только ты, сейчас и навсегда.

Кристина положила голову ему на плечо.

— Я знаю, — подтвердила она. — Я тоже тебя люблю, Эрик. — Она подняла глаза и смело улыбнулась. — Мой Эрик. — Улыбка исчезла, и она отвернулась. — Прости, что я сомневалась в тебе и подумала о худшем, когда увидела тебя и Сильвию вместе. Сможешь ли ты простить меня?

— Конечно, — Эрик решил её поддразнить, — но это было очень глупо с твоей стороны, знаешь ли. — Он нежно поцеловал её, чтобы сгладить впечатление от своих слов. — Как можно было подумать, что я могу полюбить кого-то ещё, если ты владеешь всем моим существом с тех самых пор, как я впервые услышал, как ты поёшь? — Он снова поцеловал её. — Позор на твою голову, дорогая моя. — Ещё один поцелуй. — И постарайся, чтобы я никогда больше не слышал из твоих уст ничего подобного. — Запечатлев на её губах последний поцелуй, он уткнулся лбом в её лоб и улыбнулся.

Она хохотнула.

— После такого выговора, любовь моя, мне наверняка ещё не раз захочется допустить ошибку. — Она снова обняла его и поцеловала. — Такой нагоняй едва ли способен меня испугать.

Он рассмеялся, и она про себя обрадовалась, услышав это.

— Поверь, что тебе будет куда лучше, если ты не будешь непослушной; я приложу к этому все усилия.

— Мне нравится, как это звучит, — задумалась Кристина, — но почему-то мне кажется, что с этим нам стоит подождать до завтра.

Эрик кивнул, слегка покраснев от скрытого смысла её слов. Он прочистил горло и сменил тему.

— Что же касается нашего разговора... может быть, навестим сегодня Сильвию? А на обратном пути можем заехать на вокзал и встретить мадам и мадемуазель Жири.

Кристина охотно кивнула.

— Теперь, когда я знаю, что Сильвия — твоя сестра, я смогу полюбоваться ею без всякой задней мысли! — пошутила она. — Она показалась мне весьма красивой, но раньше я слишком ревновала, чтобы замечать это. О, и я смогу разглядеть, похожа ли она на тебя.

Эрик фыркнул.

— Думаю, можно заявить с полной уверенностью, что она на меня ни капли не похожа. Она, как ты и сказала, весьма красива.

— Посмотрим, — сказала Кристина. — А теперь, боюсь, мой спектакль едва не оставил нас без завтрака. Спустимся вниз?

[Мышь_полевая]

Продолжаем это карамельно-сиропное повествование... Окончание 17-й главы.
___________________________________________________________________


Визит к Сильвии в этот же день прошёл гладко: они с Кристиной хорошо поладили, и Кристина действительно обнаружила, что Сильвия очень похожа на Эрика. Эрик добродушно спорил с ней об этом до самого дома. Сам он никакого сходства не замечал. Он видел в ней свою полную противоположность: у Сильвии был нос, прекрасные лицо и фигура. У него же не было носа, лицо было ужасным, а фигура похожа на скелет. Кристина, со своей стороны, отмечала сильное сходство: оба — и брат, и сестра — были высокими и худощавыми, с чёрными волосами и золотистыми глазами. У обоих была изящная походка, гордая, почти царственная осанка и похожие голоса. Эрик использовал в разговоре столичный стиль французского, тогда как у Сильвии был более заметен региональный диалект, но голоса у обоих были низкими, выразительными и музыкальными.

Эрик начал вслух размышлять о том, насколько хорошо Сильвия поёт: если у них одна и та же родословная — так, возможно, у них и таланты общие? Он решил попросить её спеть для него, как только они вернутся с медового месяца.

Кристина рассмеялась над этой идеей.

— Только представь, как мы шокируем остальных членов семьи! Не только граф-композитор, но и графиня — оперная певица, ещё и сестра, которая тоже поёт! Клеменс, Мартина и их мужья сгорят от стыда! Им никогда от такого не оправиться.

Эрик усмехнулся.

— Быть посему, любовь моя, ты меня убедила.

Кристина рассмеялась.

— Эрик! И кто из нас теперь плохо себя ведёт?

Он протянул руку и придвинул её ближе к себе в экипаже.

— Меня накажут так же, как в прошлый раз?

— Думаю, да! Ты это заработал. — Она с чувством его поцеловала, и в этот момент экипаж остановился у здания вокзала. — Пусть это будет для тебя уроком.

Кристина с нетерпением ждала встречи со своими оперными друзьями. Она хихикнула при мысли о встрече Кавеха и мадам Жири. Кавех обожал подначивать Эрика, и можно было бы подумать, что он с удовольствием объединил бы усилия с кем-нибудь ещё, кто тоже раздражает Эрика. Однако такого не происходило. Кристина обнаружила, что Перс рьяно защищает своего друга, словно лишь ему одному разрешено изводить Эрика, никому другому он этого не позволял.

Мадам Жири же всегда настолько уважительно относилась к «Оперному Призраку», что Кристина была готова держать пари: её угодливость в рекордные сроки подействует Кавеху на нервы. Она с нетерпением ожидала предстоящего: визит её друзей обещал быть очень увлекательным.

Мег подлетела к Кристине и обняла её, а мадам Жири присела перед Эриком в глубоком реверансе.

— О, сударь, позвольте мне поздравить вас от всего сердца! — воскликнула она. — Мы были так счастливы, когда мадам де Шаньи сообщила нам эти прекрасные новости!

Эрик поклонился в ответ.

— Спасибо, мадам. Я благодарю вас за то, что вы проделали такой долгий путь, чтобы разделить с нами эту радость.

Мадам Жири хохотнула:

— О, это было не трудно, сударь, особенно после вашего письма директорам. Боюсь, что ваш секрет уже раскрыт. Они узнали ваш почерк, ведь они хорошо запомнили те послания, которые вы постоянно им отправляли.

Эрик ответил, привычно дёрнув одним плечом и подарив своей старой знакомой едва заметный намёк на улыбку.

— И кому они расскажут? Кто им поверит? Сомневаюсь, что мне грозит какая-либо опасность, а вот если они поверят, что им грозит опасность с моей стороны, это сделает их намного более сговорчивыми в части моих предложений по поводу Оперы.

Мег попятилась, глядя на Эрика широко раскрытыми, потемневшими от страха глазами. Кристина увидела это и улыбнулась.

— Подойдите и познакомьтесь, — вполголоса сказала она, поймав подругу за локоть и подтащив её к Эрику. — Эрик, могу я представить вам Маргариту Жири, прима-балерину Оперы? Мег, это мой жених, Эрик де Карпентьер, граф де Шаньи.

Эрик заметил испуг Мег и кивнул ей.

— Конечно, я видел вас в Опере, мадемуазель Жири, — сказал он. — И полагаю, вы тоже встречали меня время от времени, — сказал он с сарказмом, напоминая о тех бесчисленных случаях, когда малышка Мег и малышка Жамм сталкивались с оперным призраком и в ужасе убегали. — Приятно теперь наконец познакомиться. — И вполголоса добавил: — Без всех этих криков.

— Д-д-да, сударь, — нервно кивнула Мег. Набравшись смелости, она протянула ему руку и облегчённо улыбнулась Кристине, когда Эрик просто склонился над ней, как любой воспитанный мужчина. — Могу... могу я поздравить вас, месье де Карпентьер?

— Можете, благодарю. — Эрик резко развернулся и направился к экипажу.

[Мышь_полевая]

Ужин в этот вечер вышел слегка комичным. Кристина верно предсказала реакцию Кавеха на то, как восхищённо и уважительно обращалась мадам Жири к Эрику. Кавех вздохнул, когда мадам Жири в третий раз глубоко уважительным тоном назвала Эрика «господин Призрак», и начал разговаривать с Эриком преувеличенно громко, пытаясь заглушить пожилую женщину. Единственным слугой, прислуживающим им за столом, был Дариус, и Кристина не раз замечала, как тот прячет улыбку.

Мег вскоре расслабилась: то, с какой лёгкостью Кристина обращалась со своим высоким, устрашающим женихом, помогло Мег быстро привыкнуть к нему, и вскоре она уже довольно приветливо общалась с ними обоими.

Эрик поначалу держался напряжённо, но ласковость Кристины и жизнерадостность Мег в конце концов развеяли его сдержанность. Благоговейный трепет мадам Жири в сочетании с последующей ревнивой болтовнёй Кавеха стали вишенкой на торте. Эрик веселился донельзя, глядя на то, какую ревность демонстрируют его лучший друг и смотрительница его ложи. Он раз за разом запускал острую шпильку в адрес то одной, то другого, а затем сидел и ухмылялся за своей маской, когда они оба снова заводились. Он мог бы развлекаться так весь вечер, но через некоторое время Кристина — которая прекрасно знала, что он делает, — пнула его ногой по щиколотке и прошипела, чтобы он это прекратил!

Мег случайно перехватила его взгляд и была изумлена тем, что такие горящие жёлтые глаза, как у него, могут также мерцать сардоническим юмором. Она неожиданно широко ему улыбнулась, белые зубы блеснули на фоне смуглого личика. Его глаза за маской смягчились, это подсказало ей, что он улыбается, и внезапно её страх перед оперным призраком исчез.

Он просто мужчина, сказала она себе, обычный человек, как и любой другой, хотя его история и внешность куда более странные, чем у большинства. А ещё он граф! Кристина сделала хорошую партию, да не один раз, а дважды!

Мег не смогла удержаться от вопроса:

— Кристина, я должна узнать: как тебе удалось найти двух разных графов де Шаньи, чтобы выйти за них замуж? Я могла бы поклясться, что такое и раз в жизни редко случается! Ты говорила, что это долгая история, но в нашем распоряжении целый вечер. Ты нам не расскажешь?

— На самом деле, это история Эрика, — сказала Кристина, глядя на него с улыбкой в голубых глазах. — Вы нам не расскажете, любовь моя?

Эрик задумчиво оглядел сидящих за столом.

Кристине и Кавеху он доверял и свою жизнь, и свои секреты. Мадам Жири уже много лет хранила его тайну. Единственным неизвестным фактором была Мег. Он обратился к ней прямо:

— Мадемуазель Жири, моя история не из тех, которые мне бы хотелось предать огласке после вашего возвращения в Оперу. Если я её расскажу, вы должны мне поклясться никогда не делиться ею ни с кем, кроме людей в этой комнате, ни одного слова. Пожалуйста, поверьте, безопасность вашей подруги и её сына зависит от того, чтобы я продолжал оставаться инкогнито.

— Я понимаю, сударь, — сказала Мег, затаив дыхание, на её щеках расцвели два ярких пятна. — Я даю вам своё слово. Клянусь могилой моего отца, сударь, что я никому не расскажу вашу историю.

— Очень хорошо.

Эрик кратко рассказал им о своей жизни, обойдя молчанием и то, с какой жестокостью относились к нему люди, и те ужасы и зверства, которыми он отплатил им за такое отношение. Он кратко упомянул, что они с Раулем были соперниками за сердце Кристины, и, глядя на неё с любовью, рассказал о том, как он отпустил её с этим юношей, чтобы они были счастливы, так как сам он понял, что для него нет больше места в этом мире.

Дальше история стала более приятной. Эрик подробно рассказал о том, как Кавех со своим слугой вытащили его из дома, силой заставили его обратиться за медицинской помощью и, не слушая его возражений, перевезли его в Прованс. Там они безжалостно заставляли его купаться в море, работать на свежем воздухе, на солнце и общаться с другими людьми, невзирая на маску. Обо всём этом он рассказывал сухо и сдержанно, и Мег со своей матерью не единожды срывались на хихиканье.

Кавех во время этого рассказа несколько раз то краснел, то бледнел, но затем он заметил, что мадам Жири смотрит на него с выражением... неужели это восхищение? Вот те на! Он слегка вжался в кресло, избегая взгляда Дариуса. Он знал, что слуга будет припоминать ему это до конца своих дней.

Затем Эрик рассказал им о том, как пытался выяснить своё прошлое, как он украл шапку, имя, голос и акцент Кавеха, чтобы спокойно опросить людей. Он снова сымитировал голос и акцент Кавеха, чтобы рассказать о своих встречах с клерком городского архива и со священником. Прислуживающий им Дариус не смог удержаться от широкой улыбки. Мег, Кристина и мадам Жири смеялись без стеснения, их голоса весело звенели в просторной столовой.

— Затем, после исповеди у священника, он открыл мне недостающие фрагменты моей истории, — закончил Эрик уже своим собственным голосом. — Мой отец, умирая, объявил своим наследником не сына, а брата. Сыновьями его брата были Филипп и Рауль де Шаньи. Таким образом, мой давнишний соперник оказался моим собственным кузеном. Он унаследовал мой титул, но теперь я унаследовал титул от него, и завтра его вдова станет моей женой. — Он потянулся через стол, и Кристина взяла его за руку.

— Видишь, что я имела в виду, Мег, говоря тебе о совпадениях? — сказала она, глядя на Мег, но крепко держа руку Эрика. — Что ты скажешь о его истории?

У Мег в глазах стояли слезы.

— Это самая печальная, самая красивая и самая милая история, которую я когда-либо слышала, — сказала она. — О, я так рада за вас обоих!

Эрик, тронутый искренностью её пожеланий, склонил голову.

— Спасибо, мадемуазель Жири. Правда спасибо. А вы, мадам? — он наклонился к матери Мег. — Что вы думаете?

— Месье, я всегда знала, что вы джентльмен, даже когда считала вас призраком. Меня не удивляет, что вы оказались благородных кровей. Но разве не забавно, как порой всё оборачивается к лучшему? — мадам Жири была настроена философски. — Когда вы рассказывали, я не могла удержаться от мысли: боже мой, какая опера могла бы из этого получиться!

— Правда? — рассмеялся Эрик. — Никогда об этом не думал.

— Да, могла бы, господин Призрак, так что в следующий раз, когда захотите сесть за свои композиции, почему бы вам не попробовать написать что-то вроде этого? А что касается вас, господин Таллис, — сказала она, обращаясь к Кавеху. — Я должна вас поблагодарить.

— Поблагодарить меня, мадам? За что? — Кавех пришёл в замешательство, столкнувшись с обычной бесцеремонной откровенностью мадам Жири.

— Видите ли, сударь, я заботилась о ложе месье Призрака, там, в Опере. Он всегда был со мной добр и вежлив, и мне нравилось думать, что я по-своему тоже о нём забочусь. Но, когда мадемуазель Дааэ ушла со своим юным виконтом, Призрак тоже исчез, и я волновалась за него. Я задавалась вопросом, как он поживает, кто о нём заботится, но никогда не рассчитывала всё это выяснить. А теперь я наконец узнаю, что именно вы его выходили! И я просто хотела поблагодарить вас, сударь, за то, что вы так хорошо позаботились о нашем дорогом Призраке, когда он вышел из-под моего попечительства.

Кавех усмехнулся, уже совершенно не стесняясь, когда увидел возможность поддразнить Эрика.

— Всегда пожалуйста, мадам Жири. Хорошо, не правда ли, что господин Призрак окружен такими хорошими друзьями, что ему нет необходимости волноваться, позаботится ли о нём хоть кто-нибудь?

— Да, сударь, это правда. — Мадам Жири несколько раз кивнула головой. Каждый раз, когда она это делала, её шиньон грозился упасть с головы.

Эрик прочистил горло.

— Уверяю вас, господин Таллис, что я вполне способен сам за собой ухаживать, — заявил он категоричным тоном.

Как Перс и рассчитывал, мадам Жири тут же бросилась на его защиту:

— Ах, но в то время, когда вы не могли позаботиться о себе, это ведь не что иное, как благословение Господа, что господин Таллис и его замечательный слуга оказались там, чтобы ухаживать за вами. Разумеется, вы должны признать это, господин Призрак.

Эрик вздохнул. Тратить гнев на мадам Жири было бессмысленно: она этого всё равно бы не заметила. Поэтому он втянул воздух сквозь зубы и согласился.

— Несомненно, это было благословение, — его голос сочился сарказмом.

— О, пожалуйста, Эрик, не стоит, — с усмешкой ответил Кавех. — Я не ожидаю никакой благодарности. Я поступил так, как сделал бы на моём месте любой хороший друг.

Эрик мрачно взглянул на него, и улыбка Кавеха стала ещё шире. У наблюдающей за ними Мег округлились глаза: неужели господин Таллис действительно провоцирует Призрака Оперы? Дразнит его? Даже насмехается? Она была шокирована и слегка опасалась за жизнь Кавеха.

И всё же между ними чувствовался тонкий оттенок привязанности, как будто на самом деле они друг на друга совершенно не обижались, несмотря на все сердитые взгляды и жесты. Она покачала головой, не зная, что с этим делать.

У мужчин такая странная дружба.

[Мышь_полевая]

Глава 18
Нерушимый обет

Той ночью Эрик спал плохо, зная, что следующий день будет днём его свадьбы. Большую часть ночи он пролежал без сна, задаваясь вопросом, является ли он на самом деле чудовищем настолько, чтобы привязать такого ангела, как Кристина, к такому дьяволу, как он, до конца её жизни? Мысли вертелись вокруг этого вопроса, становясь всё чернее и чернее, пока он не почувствовал, что скоро либо выбросится в панике из окна, либо ворвётся через смежную дверь в её комнату и заявит, что он слишком сильно её любит, чтобы на ней жениться! Он встал, собираясь одеться и выйти, но тут его взгляд упал на стоявшую на комоде Кристинину шкатулку для драгоценностей.

Он прочитал её письма только один раз, предпочитая общаться с Кристиной лично после того, как они снова нашли друг друга. Он вынул стопку писем и начал перечитывать всё, начиная со смерти её приемной матери и до конца. Его глаза наполнились слезами, когда он читал, какое одиночество и отчаяние она испытывала, слишком поздно осознав свою любовь к нему. Он понял, что насколько бы эгоистичным ни казалось ему собственное желание заключить этот брак, отказ от него разобьёт её сердце. Не говоря уже о том, что ему до сих пор было любопытно, о какой такой мечте она ему писала!

Успокоенный любящими словами своей невесты, пусть они и были адресованы мертвецу, Эрик улыбнулся и вернулся в постель на оставшиеся короткие часы до рассвета.

Проснувшись во второй раз, он почувствовал себя намного лучше. Он позвал Гийома, чтобы тот прислал слугу со свежей водой. Отказавшись от услуг камердинера, он искупался и тщательно выбрил подбородок (это была единственная часть его лица, которая нуждалась в бритье; запавшие щеки и искривленная верхняя губа всегда оставались гладкими). Надел тёмно-синий утренний костюм, белую рубашку и жилет из чуть более светлого синего бархата. Маску он надел резиновую, а поверх неё завязал вторую — белую шелковую.

Спустившись, чтобы позавтракать в одиночестве, он обнаружил, что еда застревает у него в горле; ему пришлось сделать большой глоток сока, чтобы протолкнуть этот комок. Наконец он отказался от завтрака ввиду полной безнадёжности этой затеи и встал.

Пытаясь справиться с расшалившимися нервами, Эрик, гневно нахмурившись, принялся расхаживать из одного конца столовой в другой — и обратно. Услышав шаги за дверью, он резко развернулся.

Кавех вошел, зевая и завязывая галстук.

— Доброе утро! — весело приветствовал он.

Эрик зарычал на него, сверля яростным взглядом.

Кавех рассмеялся:

— Рад видеть, что ты в таком хорошем настроении в день своей свадьбы, — поддел он Эрика, накладывая еду себе в тарелку.

Эрик достал часы и демонстративно щёлкнул крышкой.

— Ты опаздываешь, — обвинил он своего друга. — Тебе обязательно тратить сейчас время на набивание брюха?

Кавех спокойно принялся намазывать мармелад на тост.

— Сейчас восемь часов, — сказал он.

Эрик нетерпеливо пожал плечами.

— Твоя свадьба запланирована на одиннадцать.

— Что ты хочешь этим сказать, дарога?

— Доехать до города в карете можно за пятнадцать минут. За десять, если поедем верхом. К чему такая спешка?

Эрик вздохнул, глубоко и страдальчески.

— Кавех, сколько времени прошло с твоей собственной свадьбы?

Перс на секунду задумался, подсчитывая.

— Двадцать три года.

— В таком случае, учитывая твой старческий маразм, ты уже наверняка забыл, что это такое, — сказал Эрик. — И как ты себя чувствовал утром перед свадьбой. Держу пари, ты тоже был не слишком-то спокоен!

— Испуган до полусмерти, — мгновенно ответил Кавех. — Но разница заключалась в том, что я к тому моменту ещё ни разу не видел свою невесту.

Эрик ухмыльнулся, резко искривлённая губа на секунду мелькнула под белой маской.

— Ага, значит, ты больше всего боялся, что она окажется уродиной?

— И это в том числе, — сухо ответил Кавех. — Зато тебе этого можно не опасаться.

Эрик развеселился, издав глубокий горловой звук.

— Нет, — согласился он. — Моя невеста определённо не уродлива.

Кавех слегка удивился, услышав, что Эрик говорит о проблемах внешности так спокойно, и рискнул продолжить тему.

— Она тебя тоже уже видела. Так что никаких неприятных сюрпризов не будет.

Эрик кашлянул и, казалось, расслабился.

— Это правда. Хотя такая отвратительная внешность, как у меня, наверное, шокирует всякий раз, независимо от того, как часто ты её видишь! Но Кристина не пугается — или хорошо это скрывает. — Эрик благоговейно покачал головой, его глаза сияли от нежности. — Она такая хорошая девочка. Да благословит её Господь за то, что она выходит замуж за такой живой труп, как я.

— Эрик, — запротестовал Кавех. — Ты же знаешь, ей не нравится, когда ты так о себе говоришь.

— Её здесь нет.

— Но разве это уважительно по отношению к ней — говорить в её отсутствие то, что ты не сказал бы в её присутствии?

Эрик резко отвернулся и после короткой паузы раздражённо заметил:

— Знаешь, Кавех, иногда ты мне действительно не нравишься.

— Знаю, знаю, — не без сочувствия ответил Кавех. — Всякий раз, когда я оказываюсь прав. Верно? — Эрик нахмурился, и Кавех, усмехнувшись, встал, стряхивая крошки со своей салфетки. — Я закончил. Идём?

Эрик велел слуге привести в порядок и оседлать лошадей. Он продолжал нетерпеливо расхаживать по комнате, пока слуга не вернулся, чтобы сообщить им, что лошади готовы, после чего стремительно вылетел за дверь. Кавех последовал за ним более спокойным шагом, покачивая головой и посмеиваясь про себя.

[Мышь_полевая]

Добравшись до церкви, они увидели перед входом отца Арно, стоявшего на коленях; услышав их, он тут же поднялся.

— Эрик, мальчик мой! Добро пожаловать! Господин Таллис, рад снова вас видеть.

Кавех поклонился:

— Взаимно.

Арно ласково улыбнулся Эрику.

— А вы, молодой человек... любите создавать трудности на ровном месте, как я погляжу?

— Что вы имеете в виду? — с достоинством спросил Эрик.

Арно добродушно кивнул на Кавеха.

— Вы не только, будучи католиком, не прошли конфирмацию, но и в качестве свидетеля привели мусульманина.

— И ещё одного свадебного гостя, — добавил Эрик. — Слуга господина Таллиса, Дариус, тоже будет сегодня присутствовать на церемонии. И вы мне говорили, что с конфирмацией проблем не будет.

— Не должно быть, — согласился Арно. — Хотя мне бы хотелось поговорить с вами об этом чуть позже.

Эрик вздохнул.

— Полагаю, это неизбежно.

— Совершенно неизбежно, сын мой, это я вам обещаю! А теперь о сегодняшней свадьбе. Так как конфирмацию вы не прошли, я проведу только само бракосочетание и пропущу большую часть свадебной мессы. А вашей конфирмацией мы займёмся позже, уже когда-нибудь после свадьбы. Я не вижу смысла откладывать ваш союз до тех пор. Это для вас приемлемо?

Эрик кивнул.

— Я не буду возражать против сокращения церемонии, — ответил он. — И подозреваю, что моя невеста тоже не будет. — Эрик подошел к органу и приветственно погладил его пальцами.

— Вы не доставите нам удовольствие услышать, как вы играете, Эрик? — спросил отец Арно.

— Безусловно. Я никому не доверю играть свадебную мессу, которую сам написал ради этого случая, — высокомерно ответил Эрик.

— Ах, хорошо! С нетерпением этого жду. В какой момент церемонии мы это вставим?

Они решили разместить музыку в конце, заменив ею пропущенную часть мессы. Эрик скользнул на скамейку и начал что-то тихо наигрывать, разминаясь. Кавех вышел наружу покурить трубку, а отец Арно опустился на колени у алтаря в молитве. Поэтому единственными людьми, которых увидели Клеменс и Мартина, с мрачным выражением лица идущие рука об руку по проходу, были священник и худой мужчина, которого они посчитали церковным органистом.

Клеменс демонстративно прочистила горло. Мартина вздохнула и поздоровалась с коленопреклонённым священником.

— Доброе утро, святой отец.

Отец Арно поднялся.

— Дамы! Как приятно видеть вас обеих спустя столь долгое время. Вы пришли на исповедь? Однако сегодня здесь будет свадьба, мне необходимо подготовиться.

— Спасибо, святой отец, но мы пришли не исповедаться. Мы хотели бы...

— Спросить, как вы согласились участвовать в этом фарсе? — прервала её Клеменс.

Отец Арно вежливо приподнял белые брови.

— О каком фарсе идёт речь?

— В этом... этом... — нахмурилась Клеменс.

Мартина мягко вмешалась:

— Под фарсом моя сестра подразумевает бракосочетание, которое вы намереваетесь провести сегодня утром. Она считает, что всё это пора прекратить.

— Вот как? И почему же? — Арно заметил, что Эрик стал использовать тихую педаль, и подозревал, что тот слышит каждое сказанное им слово. Он взглянул на него, надеясь, что его новый друг сумеет обуздать свой темперамент.

— Мы считаем, — начала Клеменс, выразительно глянув на сестру, — что этот брак не может иметь юридической силы: вдова моего брата и самозванец, именующий себя графом де Шаньи. Вы уважаемый служитель церкви, святой отец. Как вы можете руководить браком этого мошенника?

— Мошенника? О, вы имеете в виду полноправного, законного и документально подтверждённого графа де Шаньи? Я только провожу его свадебную церемонию. Руководить своим браком ему придётся самому. — Арно услышал фырканье со стороны органа и усмехнулся про себя.

На секунду потеряв дар речи, Клеменс моргнула и в шоке открыла рот.

— Д-документально подтверждённого? — сконфуженно пробормотала она.

— Подтверждённого по всем правилам, разумеется, — заверил отец Арно. — Не думали же вы, что я устрою бракосочетание тому, кто выдаёт себя за другого? Нет-нет, его права на титул являются вполне законными и подтверждёнными.

— А какими именно документами, святой отец? — спросила Мартина, снова стараясь сгладить взрывной характер своей младшей сестры.

Священник кивнул на дверь кабинета.

— Для начала, его записи о крещении.

— Откуда вы знаете, что они не подделаны? — упорствовала Клеменс.

Он пристально посмотрел на неё.

— Я сам лично крестил его и заполнял эти бумаги. — Он улыбнулся ей и продолжил. — У господина Кота, вашего семейного адвоката, хранятся также несколько писем от его матери. Вы сможете сами его спросить об этом, чуть позже — кажется, он тоже приглашен на церемонию.

— Подтверждаю, приглашён, — заявил Эрик, подходя к ним от органа. — Простите, святой отец, я случайно услышал вашу дискуссию с этими женщинами. — Последнее слово он подчеркнул с лёгким оттенком насмешки; тот факт, что он не назвал их дамами, от них не ускользнул.

В этот момент Эрик заметил краем глаза движение у двери и улыбнулся.

— Сильвия! — приветственно воскликнул он, с намеренной грубостью обходя двух своих кузин и направляясь к двери. Его сестра вошла в сопровождении слуги.

— Как я рад тебя видеть, — сказал Эрик. Слуга тихонько отошел в сторону, а Эрик взял ладони Сильвии в свои руки и обменялся с ней приветственными поцелуями.

— Здравствуй, Эрик! Я надеялась, что ты не будешь возражать против моего раннего прибытия. Я пришла... — Её голос затих, когда она услышала громкий шёпот от алтаря, возле которого стоял священник с двумя их кузинами. — Эрик, кто здесь? Эти голоса звучат знакомо, — тихо сказала она.

Мощный голос Эрика легко долетел до алтаря:

— О, это отец Арно и парочка докучливых сплетниц.

Раздался отчётливый звук: Мартина и Клеменс задохнулись от шока. Эрик усмехнулся. Тихим голосом он пояснил:

— Полагаю, это твои кузины. Они выглядят в точности, как описывала Кристина, а сюда пришли, чтобы попытаться оспорить мои права на титул.

— О, вот как? — пробормотала Сильвия. Она взяла Эрика за руку: — Ты не проводишь меня к ним, Эрик?

Он не стал отказываться.

— Сильвия! Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила Клеменс.

— Просто хотела пообщаться со своим братом до начала церемонии, — беззаботно ответила Сильвия. — Вы уже представлены друг другу?

— Ещё нет, — ответила Мартина.

Сильвия любезно улыбнулась и повернулась к Эрику.

— Эрик, могу я тебе представить своих кузин, Мартину Ла-Френьер и Клеменс Бурбо, в девичестве де Шаньи?

Отец Арно спрятал улыбку за ладонью. Сильвия провернула ловкий ход, представив кузин Эрику, а не наоборот: тем самым она отчётливо давала понять, что он по положению выше их обеих.

— Рада с вами познакомиться, — вежливо ответила Мартина, пихнув сестру локтём под рёбро.

— Да, очень приятно, — сумела выдавить из себя Клеменс, незаметно потирая бок.

— Эрик сказал, что вы пришли сюда, чтобы оспорить его права на титул графа, — Сильвия не стала ходить вокруг да около. — Позвольте вас заверить, что его требования были подтверждены и доказаны. Наша мать перед смертью написала и нашему адвокату, и мне, подробно описав обстоятельства его рождения. Он — единственный законный наследник графа Эрика, моего отца. Дядя Филиберт не должен был стать графом.

— Но почему? — спросила Мартина. — Почему месье раньше не претендовал на титул? Почему мы до сих пор ни разу не слышали о кузене Эрике?

— Эрик был болезненным ребёнком, — легко солгала Сильвия, копируя историю Кристины. — Они не знали, выживет ли он, поэтому скрывали его существование. А позже, когда его няня упала с лестницы и умерла, Эрик испугался и сбежал из дома. После смерти нашего отца найти моего брата так и не смогли, поэтому титул перешел к вашему отцу.

Эрик, изумлённый её лёгким объяснением, кивнул:

— Совершенно верно. Приношу свои извинения, кузины. Когда пришла моя сестра, я ещё не знал, кем вы являетесь.

[Мышь_полевая]

Клеменс и Мартина слегка оторопели, увидев дружескую привязанность между их кузенами. Они так долго считали Сильвию изгоем, что почти о ней забыли — и теперь встревожились, увидев её под ручку с новым графом. Изменится ли их положение в семье теперь, когда стало известно, что их отец не был настоящим графом? Что скажут их мужья?

Будучи более практичной, Мартина первой осознала, что Эрик теперь является главой семейства де Шаньи — а поэтому ей следует попытаться добиться его расположения.

— Примите наши извинения, дорогой кузен, — выдохнула она. — Мы с сестрой ни в коем случае не намеревались бросить тень на вашу репутацию. Однако фамилия Шаньи весьма древняя и уважаемая, и я уверена, что вы можете понять наши сомнения, когда мы услышали о новом члене семьи. — Она протянула руку, и Эрик задержал на ней долгий холодный взгляд своих золотых глаз, прежде чем осторожно её принять.

— Мы так мало о вас знаем, понимаете, — добавила Клеменс, явно пытаясь раздобыть побольше сведений.

Эрик проигнорировал эту попытку.

— Я очень скрытный человек, — согласился он.

— Да, но теперь, когда мы одна семья, вы должны дать нам шанс познакомиться с вами! — воскликнула Клеменс.

— Должен? — холодно ответил Эрик. — О, я так не думаю. Полагаю, я уже знаю о вас всё, что нужно. Я знаю, как вы преклонялись перед своим старшим братом, избаловали младшего до такой степени, что он стал ни на что не способным неженкой, оскорбляли его жену, довели до нищеты и отвергли свою собственную кузину. Теперь я нахожу вас здесь, в церкви, накануне моей свадьбы, пытающихся доказать, что я не тот, за кого себя выдаю.
Позвольте мне сказать следующее: фамилия де Шаньи, может быть, древняя и кем-то уважаемая — но только не мной. Если вам станет легче, позвольте вас заверить, что я не буду её использовать. Я не хочу пятнать свою репутацию этой фамилией — а если бы вы знали мою репутацию, то поняли бы, что это за заявление! Мне принадлежит титул графа де Шаньи, но я верну себе фамилию старого графа. Я Эрик де Карпентьер. Моя жена будет Кристина де Карпентьер, и мы оба считаем, что так будет лучше. — Эрик положил руку на ладонь Сильвии, всё ещё покоящуюся на сгибе его локтя. — А теперь простите, мне надо подготовиться к свадьбе. Хорошего вам дня. — Он резко повернулся и вернулся к органу вместе с Сильвией.

Эрик посмотрел, как Мартина и Клеменс безмолвно ретировались на скамью, и усмехнулся.

— Боже, это было забавно, — пробормотал он.

Сильвия хохотнула:

— Браво, Эрик. Неплохой спектакль.

— Нет, моя дорогая. Настоящий спектакль ещё впереди. Это была только увертюра. Подожди, пока они услышат, как я играю, а Кристина поёт. Тогда они поймут, почему она не покинет сцену.

— Возможно, вы введёте новую моду, выступая на публике, — с улыбкой сказала Сильвия.

В этот момент вошёл Кавех, от него пахло табаком. Ощутив в воздухе остаточное напряжение, он огляделся.

— Я что-то пропустил?

— Да, — сказал ему Эрик. — Ты пропустил встречу с моей сестрой. Сильвия, это мой добрый друг, Кавех Таллис. Он будет моим свидетелем. Кавех, это моя сестра, Сильвия де Шаньи.

Когда Сильвия и Кавех закончили ритуалы с приветствиями и целованием руки, Эрик широко ухмыльнулся.

— Сильвия слепа, — пояснил он, — а потому избавлена от необходимости лицезреть твою уродливую рожу.

Кавех просто улыбнулся.

— Оно и к лучшему, — заметил он ровно. — Если твоё лицо типично для стандартов красоты Шаньи, то я понимаю, почему моё может показаться пугающим. Мадам, должно быть, является редким исключением.

Эрик рассмеялся и согласился, подумав о Клеменс и Мартине. Обе были внешне красивы, но их злоба наложила негативный отпечаток на восприятие их внешности. Ему куда больше нравилось лицо сестры с его морщинками от смеха и спокойной красотой.

Кавех спросил:

— Так что ещё я пропустил?

Когда Сильвия начала рассказывать ему о столкновении Эрика с кузинами, взгляд Эрика снова устремился к двери. Церковь начала постепенно заполняться народом, но ему хотелось увидеть экипаж Кристины, как только тот прибудет. Сейчас на нём была резиновая маска, имитирующая живое лицо, и он хотел вовремя прикрыть её своей обычной белой, чтобы не напугать любимую.

Он знаком предложил Сильвии сесть на переднюю скамью (подальше от кузин). Священник подошёл и предложил:

— Если вы хотите ещё раз исповедаться перед началом церемонии, Эрик, я к вашим услугам.

Эрик нахмурился.

— Нет.

— Не совершали никаких грехов с прошлого раза, да? — легонько подтолкнул его Арно. — Не запугивали пожилых священников, не подкупали муниципальных чиновников? Не выдавали себя за честных полицейских? Не допускали грязных мыслей о своей невесте?

Глаза Эрика сверкнули золотом.

— Все мысли о моей невесте чисты, как слеза. Она — ангел, незапятнанный ангел. Любые мысли о ней, которые у меня возникали, с нетерпением ждут, пока мы поженимся, и потому их можно назвать скорее таинством, чем грязью. Я не буду исповедаться в том, что грехом не является.

Арно был священником уже несколько десятилетий, но ответ Эрика ему понравился.

— Что ж, хорошо. Значит, за последнее время вы больше не лгали?

— Нет.

— А как же насчёт директоров Оперы? — запротестовал Кавех. — Вряд ли ты можешь утверждать, что рассказал им всю правду, Эрик!

Тот покачал головой.

— Возможно, часть правды я от них и утаил, но при этом ни разу не солгал. Нет, святой отец, — сказал он, возвращаясь к Арно. — Мне не в чем исповедаться.

— Хорошо. А вон и ваша невеста приехала.

Эрик быстро повернулся и увидел, как экипаж останавливается, чтобы выпустить пассажиров. Он выхватил из кармана свою белую маску и надел её, после чего отправился на встречу с Кристиной.

[Мышь_полевая]

Будучи не только переводчиком, но и первым читателем этого фика, оставлю свой комментарий. Вообще фик чем дальше, тем сильнее меня раздражает, особенно последняя глава. Какие-то мелочные разборки, детские угрозы и шпильки - реально, на уровне детского сада... Аристократки ведут себя так, будто воспитывались базарными торговками. И говорят словно не о титулах, а спорят о цене на капусту.
Настолько всё это мелочно и некрасиво, настолько недостойно Эрика и вообще не вяжется с оригинальным величественным, грандиозным характером, что мне лично противно. Вдобавок автор ну совершенно не разбирается ни в юридическом оформлении прав наследования, ни даже католическую церемонию бракосочетания нормально описать не могла, нарушила всё, что только можно... Короче, фи.

[Мышь_полевая]

Из экипажа первым вышел Дариус и галантно предложил руку Мег и её матери. Он снова повернулся, чтобы помочь Кристине, но Эрик его опередил, ловко скользнув вперёд и протянув руку своей невесте.

Когда она появилась, Эрик застыл от изумления. Её свадебное платье было прелестным: бледно-голубой шёлк, выгодно оттеняющий глаза, облегал её фигуру и роскошно шелестел, пока она спускалась вниз. Он взял обе её ладони в свои:

— Ты выглядишь ещё прекраснее, чем раньше, моя дорогая.

— Ты тоже очень красиво смотришься, любовь моя, — с улыбкой сказала Кристина. Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его, но Эрик сделал шаг назад. Она нахмурилась: с его белой маской что-то было не в порядке, её форма была странной, с какой-то выпуклостью в центре.

— Подожди, Кристина. Идём со мной, у меня есть для тебя сюрприз. — Он привёл её в тёмную прохладу церкви. Остальные следовали за ними на расстоянии, уважая их право на уединение.

— И что это за сюрприз? Видимо, это нечто действительно важное, если ты даже поцеловать себя перед этим не даёшь, — поддразнила она.

— Не столь важное, как поцелуй, но я думаю, тебе это понравится, — ответил Эрик. Протянув руку назад, он развязал маску и медленно отвёл её от лица.

Кристина ахнула. Эрик выглядел как нормальный человек.

— Что... как... — пробормотала она в недоумении.

Он улыбнулся, и выражение его лица в этой новой маске стало совершенно иным.

— Помнишь, давным-давно под Оперой... Я нёс тогда много бреда, но в числе прочего сказал тебе, что сделал маску, благодаря которой могу выглядеть как обычный человек? Я вернулся туда и нашел её. И подумал, что будет неплохо надеть её на нашу свадьбу. Как считаешь?

Кристина пристально посмотрела на маску. Внимательно её изучая, она смогла различить края — вокруг глаз и над верхней губой. Маска не делала его красивым, о нет, его подбородок всё равно был слишком костлявым, а брови выдавались вперёд над глубоко запавшими золотыми глазами, но она позволяла ему выглядеть обычным. Никто не станет оглядываться на Эрика, если он пройдёт по улице в этой маске!

— Жаль, что мы не можем играть свадьбу вообще без маски, любовь моя, но эта несравненно лучше, чем другие твои маски. — Она снова привстала на цыпочки. — Теперь я могу тебя поцеловать?

Улыбаясь, Эрик нагнулся, слегка коснулся губами её губ, после чего выпрямился и предложил ей руку:

— Идём, моя дорогая. Давай наконец поженимся?

— Думаю, это прекрасная идея, сударь. Определённо одна из лучших!

— Что ж, я тоже так считаю, — скромно ответил он.

Отец Арно встречал их обоих у алтаря.

— Доброе утро, мадам! — поприветствовал он Кристину. — Всё ещё хотите выйти замуж за этого уродливого парня, да? — Он настолько лучился дружелюбием, что Эрик даже не стал заострять внимание на этих словах. В конце концов, это правда, не так ли?

— Конечно, святой отец, — ответила она, улыбаясь. — И чем скорее, тем лучше!

— Хорошо, тогда давайте начнём.

Пока Эрик с Кристиной разговаривали, прибыли остальные гости. Оглянувшись, Эрик увидел Аннеке, Дариуса и ещё нескольких слуг, последовавших за ними в другом экипаже. Кристина пригласила всю прислугу, которая пожелала присутствовать на свадьбе.

— О, дорогой, — пробормотала Кристина. Эрик обернулся к ней и увидел, что её взгляд застыл на Клеменс и Мартине, сидевших во втором ряду.

— Сестры Рауля, — пояснила она. — Я надеялась, что они передумают приходить.

Эрик похлопал её по руке.

— Не беспокойся о них, моя сладкая. От них не будет никаких проблем. Я об этом позаботился.

— О, Эрик, — с тревогой воскликнула Кристина. — Ты им не угрожал?

— Угрожать им? За кого ты меня принимаешь? — невинно спросил Эрик. — Я хочу, чтобы ты знала: я никогда никому не угрожаю. — Он оскалился в волчьей усмешке, белые зубы сверкнули на его обычном благодаря маске лице. — Я иногда предупреждаю о возможных последствиях, но никогда не угрожаю.

Кристина строго посмотрела на него.

— Ты ведь их ни о каких возможных последствиях не предупреждал, не так ли, Эрик?

— Нет, — признался он. — Наш разговор застопорился раньше, до этого не дошло. Думаю, все были этому рады.

Кристина вздохнула и с улыбкой покачала головой.

Эрик усмехнулся и указал на только что вошедшую пару гостей. Кристина улыбнулась и помахала Эрику-Дааэ и его няне: румяная добродушная женщина, одетая в чёрную тафту, вела за руку тихого темноволосого херувима с огромными голубыми глазами.

Накануне Кристина разговаривала с сыном и сообщила ему, что собирается выйти замуж за Эрика, — тот станет частью их семьи, и все они будут любить друг друга. Эрик-Дааэ слегка скептически отнёсся к предстоящей свадебной церемонии (он не любил находиться среди чужих людей), но ему очень хотелось, чтобы Эрик стал частью их семьи.

— После того, как мы с Эриком поженимся, он станет твоим отчимом, — объяснила Кристина мальчику. — Твоим beau-père.*

— Beau? — переспросил Эрик-Дааэ, указывая на своё собственное лицо. — Он станет красивым, когда вы поженитесь?

Кристина печально улыбнулась. Она должна была догадаться, что Эрика-Дааэ может смутить слово «отчим», которое во французском было так похоже на слово «красивый».

— Нет, милый. Месье Эрик никогда не будет красивым. «Beau-père» означает, что он хоть и не твой настоящий отец, но будет женат на мне и с тобой будет обращаться как отец, — объяснила Кристина.

— Что такое отец?

Кристина недоверчиво моргнула. Она рассказывала сыну о его папе, о его смерти и обо всём, что он, по её мнению, мог понять. Однако он никогда не видел Рауля и не понимал, что может значить понятие «отец».

— Отец... ну, отец точно такой же, как мама, только он мужчина, — наконец объяснила она. — И его называют не maman, а papa.

— О. — К её удивлению, это неказистое объяснение, похоже, мальчика удовлетворило. Он некоторое время обдумывал сказанное, после чего спросил: — Значит, месье Эрик станет моим папой?

— Да, всё верно. Завтра, когда мы с Эриком поженимся, он станет твоим папой так же, как я твоя мама.

Эрик-Дааэ кивнул, довольный.

— И тогда он мне принесет быка для Эскамильо.

Кристина хихикнула.

— Да, вполне может быть. Или, что более вероятно, несколько солдатиков для «Фауста», если я только знаю Эрика, — продолжила она про себя.

Теперь, наблюдая, как они входят и садятся, Кристина улыбнулась сынишке и помахала рукой. Он очень торжественно поднял руку, помахал в ответ, а затем снова положил руку к себе на колени и огляделся, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь его действия. Ей показалось, что Эрик рядом с ней посмеивается.

— А я думал, что это я неуверенно чувствую себя в толпе, — тихо заметил он, веселясь. — Твой сын меня переплюнул.

Кавех подошёл и занял своё место рядом с Эриком, а Кристина коснулась руки жениха и отошла назад, ко входу, откуда ей предстояло идти к алтарю в сопровождении Мег. Она ненадолго остановилась, чтобы поговорить с Сильвией, а затем повернулась, готовясь к вступлению.

Эрик улыбнулся, снова садясь за орган. Несколько лет назад он написал этот свадебный марш для Кристины, и теперь, когда он наконец смог подарить его ей, сердце его переполняла острая радость. Кристина была такой прелестной в своём простом платье бледно-голубого цвета, что его глаза наполнились слезами. Она несла букет цветов, которые Мег принесла для неё в церковь по просьбе Эрика.

Отец Арно начал церемонию с благословения пары, а затем спросил, есть ли у присутствующих какие-либо законные возражения против этого брака.

Эрик посмотрел на двух своих кузин, и те отвели глаза. Возражений не было.

Священник продолжал — настал черёд вопросов к Эрику и Кристине, согласны ли они пожениться. Он говорил на церковной латыни, обращаясь к Эрику: согласен ли тот признать Кристину своей законной женой в святом таинстве брака? Если согласен, то должен ответить: «Volo».

Эрик встретился глазами с Кристиной и тихо ответил:

— Volo. Я согласен.

Арно спросил то же самое у Кристины.

— Volo, — ответила она.

Отец Арно взял их руки и соединил их вместе, правую руку с правой рукой.

— Теперь вы можете принести клятву невесте, — тихо сказал он.

_____________________________________

* Игра слов: beau-père — отчим, beau — красивый (франц.)

[Мышь_полевая]

Эрик не захотел повторять слова клятвы за священником, он пожелал сам произнести слова обета:

— Я, Эрик де Карпентьер, беру тебя, Кристина Дааэ, своей законной женой и клянусь хранить и беречь с этого дня, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. — По мере произнесения клятвы его голос становился всё громче и громче, так, что даже слугам, сидящим в последних рядах, было слышно каждое слово.

Кристина постаралась скрыть, как её позабавил тот факт, что Эрик «забыл» упомянуть её фамилию Шаньи и произнёс свою собственную клятву.

Отец Арно улыбнулся и выпрямился, провозгласив:

— Ego conjugo vos in matrimonium, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Я объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. — С этими словами он слегка окропил их святой водой и усмехнулся, услышав удивлённый вздох Эрика, которого это явно застало врасплох.

Затем он протянул ладонь, и Эрик вложил в неё кольцо, простой золотой ободок, который Кристина сразу узнала. Её рука невольно взлетела к губам — она не ожидала вновь увидеть это кольцо! Ведь она оставила его в шкатулке вместе со всеми своими письмами!

Отец Арно продолжал говорить на латыни, благословляя их обоих, а затем поднял кольцо, окропил его святой водой и перекрестил. Вознеся молитву, он протянул кольцо Эрику, и тот взял Кристину за руку, поцеловал её и с благоговением надел кольцо на её палец.

— Надевая это кольцо, я беру тебя в жёны, — сказал он низким, чуть дрожащим голосом, — и обещаю хранить тебе верность.

Услышав это едва ли не преклонение в голосе Эрика, отец Арно улыбнулся и продолжил:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. — После чего закрыл глаза и продолжил молитву на латыни.

Когда он добрался до «Kyrie eleison», Эрик и Кристина откликнулись тихим шёпотом:

— Christe eleison.

— Kyrie eleison, — повторил Арно и продолжил молитву. Его голос приобрел особую выразительность, когда он вознёс Господу мольбу: — Esto eis, Domine, turris fortitudinis a facie enimici. Будь для них, Господи, надёжной опорой и защитником перед лицом врага. — Видимо, Арно полагал, что жизнь ещё не раз подкинет неприятные сюрпризы этой необычной паре, и защита Господа от недоброжелателей им ещё понадобится.

— Аминь, — согласился Эрик, а затем вопрошающе посмотрел своими жёлтыми глазами на священника. — Что дальше?

Арно улыбнулся и сказал:

— Всё, Эрик. Перед лицом Бога и человечества, к добру или к худу... вы теперь женаты.

— Ничего, что он забыл включить мою предыдущую фамилию? — спросила Кристина.

Священник кивнул.

— В данный момент это не имеет особого значения, поскольку теперь вы носите его фамилию. Да, вы женаты. Итак, мальчик мой, вы собираетесь поцеловать свою жену или будете ждать, пока кто-нибудь другой не сделает это за вас? Поскольку вы знаете, как бы мне этого ни хотелось, но мне не разрешено... — Он замолчал и прекратил их поддразнивать, когда Эрик повернулся к Кристине и мягко, нежно обхватил её лицо своими ладонями и прикоснулся губами к её губам.

— Так-то лучше, — пробормотал Арно. — Иначе не знаю, как бы я объяснил это своему епископу.

Поцелуй продолжался несколько секунд, а затем Эрик положил руку Кристины на свой локоть и повел её к органу. Она встала рядом с ним, и он начал играть. Когда он кивнул ей, она открыла рот и запела гимн «Глория». Ее чистое, ясное сопрано звенело, эхом отражаясь в почти пустой церкви, когда она без особых усилий пропевала сложные латинские фразы:

Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis.
Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te.
Glorificamus te. Gratias agimus tibi propter magnam gloriam tuam,
Domine Deus, Rex caelestis, Deus Pater omnipotens.
Domine Fili unigenite, Jesu Christe.
Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris.
Qui tollis peccata mundi, miserere nobis.
Qui tollis peccata mundi, suscipe deprecationem nostram.
Qui sedes ad dexteram Patris, miserere nobis.
Quoniam tu solus Sanctus. Tu solus Dominus, Tu solus Altissimus, Jesu Christe.
Cum Sancto Spiritu in gloria Dei Patris. Amen. **

Гимн звучал невероятно, и было совершенно очевидно, что Эрик исполнял свою собственную аранжировку. Кристина закрыла глаза, выдавая ясный, кристально чистый звук. Она с лёгкостью достигла самых высоких нот, беря их безупречно и без какого-либо напряжения. Будучи священником, Арно никогда не бывал в Опере. Ему не с чем было сравнивать голос Кристины — разве что, возможно, с его собственным представлением о том, как звучат ангелы, когда ради чистой радости поют славу Господу. Он был изумлён тем, что смертный человек вообще может издавать такие звуки. Так оно и было: Кристина пела, как ангел с Небес.

Но если Кристина звучала как небесный ангел, то Эрик, когда он присоединился к ней в песне, был похож на падшего серафима. Его голос отличался той же ясностью, звучностью и гибкостью, как у Кристины, но в нём слышалась определённая земная страсть, которой ей не хватало. Всё это как-то иронично, подумал Арно, мы будто слушаем, как поёт Люцифер — сразу после того, как его сбросили с Небес. Даже в счастье голос Эрика выражал какое-то страдание и надломленность, вызывавшие слёзы на глазах слушателей.

Затем зазвучал инструментальный проигрыш, и Арно впервые услышал, как Эрик играет соло. Он играл, даже не глядя клавиши органа, его горящие жёлтые глаза не отрывались от лица Кристины. Сложность музыки была недоступна для понимания священника, зато он мог оценить умение и поразительный талант, особенно когда вспомнил, что всё это написал сам Эрик.

Когда всё закончилось и Арно тайком вытер глаза рукавом своей рясы, он подошёл, чтобы поздравить новобрачных.

— Я знал, что вы хотите играть собственную мессу, но не ожидал ничего подобного! — легко признался он. — Но я не могу не спросить, почему вы оба решили выступить на своей свадьбе? Мне казалось, вы были бы рады, если бы эту задачу взял на себя кто-нибудь другой, чтобы вы могли сосредоточиться на самом бракосочетании.

Эрик приподнял одну бровь и протянул священнику ноты.

— Вы знаете кого-нибудь ещё, кто мог бы это спеть? — спросил он. — Или сыграть?

Арно едва не присвистнул, когда увидел сложные диссонансы и замысловатые гармонии на нотах Эрика. Эрик написал всё это для двух певцов с невероятными диапазонами — специально для себя и Кристины. Наконец Арно сдался и засмеялся, передав папку назад Эрику.

— Мне следовало догадаться, что такой человек, как Эрик де Карпентьер, просто обязан всё усложнить и сделать всё по-своему — даже свою собственную свадьбу!

— Особенно свою свадьбу, — с улыбкой уточнил Эрик.

После этого они спустились вниз и начали принимать поздравления от своих друзей и соседей (несколько соседей и жителей городка пришли в церковь, услышав, что новый граф де Шаньи собрался жениться на вдове прежнего!). На этот раз даже Эрик улыбался и любезно беседовал со своими гостями. Казалось, что им не будет конца; многие пришли в конце, во время их пения, и теперь хвалили как невесту, так и жениха за их музыкальных таланты, наравне с поздравлениями с бракосочетанием.

Всё это настолько напоминало Кристине её триумф в Опере, что она не могла удержаться от улыбки. Это было намного лучше, чем она только могла мечтать: она нашла Эрика живым и по-прежнему любящим её, она вышла за него замуж, и люди наконец-то — в день их свадьбы, ни больше, ни меньше! — начали восхищаться и хвалить его, чего он ждал так долго.

Спустя некоторое время Эрик начал чувствовать себя слегка неуютно. Он всё ещё не привык к большим скоплениям людей, и хотя все они были дружелюбны и желали ему здоровья, ему хотелось поскорее убраться отсюда. Он бросил панический взгляд поверх чьей-то головы на Кавеха, который стоял в сторонке, наблюдая за ними со снисходительной улыбкой.

Перс хорошо знал своего друга. Если он не вытащит Эрика отсюда, то вскоре его вспыльчивость даст о себе знать, и это послужит дурным предзнаменованием для начала его семейной жизни. Поэтому Перс начал мягко, но настойчиво расталкивать людей, пока не добрался до Эрика.

— Тебе уже достаточно общества на сегодня? — тихо спросил он.

— О, Боже, да! — прозвучал искренний ответ.

— Без паники. Я позабочусь об этом, — заверил его Кавех. Он громко заговорил, перекрывая шум поздравлений: — Друзья мои, графу пора возвращаться домой со своей молодой женой! — объявил он, хлопая Эрика по плечу, чтобы помочь ему продвинуться сквозь толпу. Эрик обнял Кристину, прижав её к себе, и последовал за Кавехом, наблюдая, как тот прорезает толпу, словно нос лодки — воду.

Кавех усадил их в карету и уже собирался отвернуться, когда Эрик сунул ему в руку кожаный мешочек. Он что-то прошептал Кавеху, который сначала выглядел удивлённым, но затем пожал плечами и знаком велел кучеру уезжать. После чего он повернулся и обратился к толпе:

— Мой друг граф де Шаньи хочет, чтобы вы знали, как он ценит ваши добрые пожелания, и желает выразить признательность всем вам, своим новым соседям! — С этими словами Кавех сунул обе руки в мешочек и вытащил полную горсть золотых монет. С улыбкой он подбросил их в воздух над гостями, а затем начал готовиться к частному празднованию.

Он нашел Сильвию и тихонько пригласил её вернуться в дом, улыбнувшись, когда она согласилась. Он помог мадам и мадемуазель Жири усесться в экипаж вместе со слугами и Эриком-Дааэ, а затем они с Дариусом сели на двух лошадей, которые везли их с Эриком в церковь.

_____________________________________

**
Слава в вышних Богу и на земле мир, людям Его благоволения.
Хвалим Тебя. Благословляем Тебя, поклоняемся Тебе.
Славословим Тебя. Благодарим Тебя, ибо велика Слава Твоя,
Господи Боже, Царь Небесный, Боже Отче Всемогущий.
Господи, Сын Единородный, Иисусе Христе.
Господи Боже, Агнец Божий, Сын Отца.
Берущий на Себя грехи мира, помилуй нас.
Берущий на Себя грехи мира, прими молитву нашу.
Сидящий одесную Отца — помилуй нас.
Ибо Ты один свят. Ты один Господь, Ты один Всевышний, Иисус Христос.
Со Святым Духом во славе Бога Отца. Аминь.

[Мышь_полевая]

Вернувшись в поместье Шаньи, Кристина была впечатлена. Слуги действительно преуспели в подготовке свадебного завтрака. Огромные блюда с ветчиной, сыром, пирожными и хлебом покрывали буфет, а на маленьком столике рядом стояли несколько изысканно украшенных чайников с разными видами чая.

— Эрик, это замечательно! — воскликнула Кристина. — Но почему ты позволил всем этим людям смотреть, как мы женимся? Я думала, ты предпочитаешь приватность.

Он пожал плечами — вернее, одним плечом, обычным своим скупым жестом.

— Я впервые в жизни находился в толпе людей, которые не убегали в ужасе и не собирались меня каким-либо образом покалечить. Возможно, мне просто хотелось насладиться этим новшеством.

— О, Эрик! — Кристина покачала головой, слегка неодобрительно поджав губы.

— Кроме того, — продолжал он, подходя к ней, — я хочу, чтобы все мои соседи узнали, как я счастлив с такой красивой молодой женой, которая поёт, как ангел! — Он наклонился для поцелуя, а затем продолжил: — Я хотел дать тебе возможность познакомиться с нашими соседями, чтобы после нашего возвращения тебе было с кем общаться.

Восхищённая его предусмотрительностью Кристина улыбнулась, её глаза засияли. Время от временем он напоминал ей, случайным словом или прикосновением, насколько хорошо он её изучил, прочитав все её письма. Он вспомнил, как несчастна она была в Швеции, не имея друзей, с которыми можно было поболтать, и не имея возможности проводить много времени с мужем. Эрик знал, что сам он не будет общительным соседом, однако, несмотря на всю свою нелюбовь к толпе, он хотел убедиться, что Кристине здесь будет с кем дружить. Она вознаградила его за великодушие ещё одним поцелуем, и как раз в этот момент вошёл Кавех со священником и всеми гостями.

— О, как это мило! — воскликнула мадам Жири.

— И не говорите, маман, — согласилась Мег. — И теперь я задаюсь вопросом, почему Кристина и месье де Карпентьер не поженились раньше, ещё несколько лет назад! На её свадьбу с Раулем нас не приглашали!

— Это было в Швеции, Мег, это было бы слишком долгое путешествие для не слишком интересного события, — засмеялась Кристина.

Эрик, услышав это, покачал головой.

— Если бы этот мальчишка сегодня был жив, я бы его задушил, — заметил он.

— Эрик, — предупредил его Кавех. — Пожалуйста, не говори об удушениях за завтраком. Это расстраивает мне пищеварение.

Эрик принял невинный вид.

— Я не говорил об удушении за завтраком, мой дорогой друг. Я говорил об удушении в Швеции. К счастью, однако, в Библейских текстах есть какая-то заповедь, которая велит нам оставить нашу месть Господу. Я бы, конечно, никогда не додумался сбросить его через фальшборт корабля в Атлантический океан — для этого потребовался Всемогущий.

— Эрик! — шокировано воскликнула Кристина.

Отец Арно рассмеялся.

— По крайней мере, вас в этом обвинить нельзя, — весело сказал он.

— В этом, возможно, да, — пробормотал Кавех, — но как насчёт...

— Месье Таллис, пожалуйста, — перебил его священник. — Какими бы ни были грехи Эрика, они уже были отпущены. И в день его свадьбы нет никакой необходимости поднимать тему насилия в прошлом. Пусть мёртвецы останутся погребёнными.

— Да, — согласился Эрик. Затем с кривым юморком, который удивил как его старого друга, так и молодую жену, продолжил: — Только проследите за тем, чтобы не похоронить вместе с ними жениха; меня довольно сложно от них отличить.

На протяжении нескольких секунд ошеломлённой тишины Кавех и священник переваривали это непринуждённое признание Эриком своей внешности, после чего отец Арно начал хихикать. За ним улыбнулся Эрик, а следом рассмеялся и Кавех. Кристина обменялась удивлёнными взглядами с Мег, а мадам Жири широко улыбнулась. Ни одна из Жири никогда не видела настоящего лица Эрика, но обе слышали гулявшие по театру слухи, вдобавок Кристина рассказала им о резиновой маске Эрика.

Когда напряжение схлынуло, гости начали разговаривать и смеяться, и тут подошли ещё несколько гостей. Приглашены из них были далеко не все; Эрик подозрительно посмотрел на Клеменс и Мартину, которые налетели на фуршет, словно голодная саранча.

— По крайней мере, они как следует насытятся, — пробормотал он в сторону отца Арно, который подошёл к нему с тарелкой, доверху наполненной закусками.

— И мы все вам за это благодарны, мальчик мой, — ответил тот искренне. — И не переживайте, мы с господином Таллисом позаботимся, чтобы к пятичасовому чаепитию все они отсюда ушли, оставив вас в покое.

— К вечернему чаю? Спасибо, — сухо сказал Эрик. На часах едва миновал полдень. Он мысленно застонал и огляделся в поисках Кристины. Та счастливо болтала с обеими Жири и одним из соседей, которых он видел в церкви. Эрик поймал её взгляд, она улыбнулась и извинилась перед собеседниками.

— Соскучился по мне? — спросила она легко, взяв мужа под руку.

— Ужасно. Не оставляй среди этой оравы, пожалуйста.

Оравы? Кристина огляделась. Здесь находились отец Арно, Кавех и обе Жири. Сильвия о чём-то разговаривала с Мартиной и Клеменс, рядом стояли ещё пара соседей. Кристина улыбнулась. Видимо, по меркам Эрика это была действительно орава.

— Я с удовольствием побуду с тобой. Всё равно ты, безусловно, самый интересный человек в этой комнате.

Всё оставшееся время Кристина стояла рядом с Эриком, слишком счастливая, чтобы делать что-либо ещё, кроме как улыбаться и время от времени прикасаться к нему.

Эрик же, со своей стороны, наслаждался этими лёгкими прикосновениями, а один раз даже вежливо извинился, прервав разговор с Кавехом и Сильвией, чтобы вытащить Кристину из комнаты и поцеловать её в коридоре.

Когда гости покончили со свадебным «завтраком», перевалило уже далеко за полдень. Все перешли в гостиную, где молодожёны стали развлекать своих гостей музыкой. В середине пьесы Эрик случайно взглянул на Мег, которая едва ли не дрожала от сдерживаемого напряжения. Интуитивно понимая, от чего она страдает, он улыбнулся про себя. Эрик знал, что она чувствует: если в комнате был рояль, он должен был сидеть за ним; точно так же, если в комнате звучала музыка и был просторный паркет, Мег должна была танцевать.

Он слегка улыбнулся и кивнул на центр комнаты. Мег тут же сняла туфли и в мгновение ока одним ловким пируэтом очутилась там.

Мег прошла долгий путь с тех пор, как Эрик критиковал её и малышку Жамм, о которой он говорил: «Танцует, как телёнок». Она выросла высокой, тонкой и гибкой, с врождённой грацией, которая проявлялась в каждом её движении. На протяжении нескольких лет Эрик не имел возможности наблюдать за её танцем, и теперь был приятно впечатлён тем прогрессом, который наблюдал. Её движения казались идеальным физическим воплощением его игры и великолепного голоса Кристины.

Он поймал взгляд Кристины и одобрительно кивнул, она улыбнулась и кивнула в ответ, продолжая петь.

В глазах мадам Жири, наблюдающей за дочерью, горел огонь гордости. Она была всего лишь скромной смотрительницей ложи, нелепой и грузной, зато её высокая черноглазая дочь поднялась на одну из самых высоких ступеней в мире балета. И должна была подняться ещё выше: мадам Жири свято верила в старое обещание Эрика, что её дочь однажды станет императрицей.

Она заметила, что зеленоглазый персидский джентльмен не может оторвать взгляда от её дочери. Кавех с изумлённым восхищением смотрел, как Мег прыгает и кружится с удивительной точностью, изяществом и гибкостью. Мадам Жири улыбнулась про себя, жалея, что её муж Жюль не может находиться здесь прямо сейчас, чтобы увидеть это — хотя бы на мгновение.

[Мышь_полевая]

Заставляю себя проявлять активность. Подумала, что надо добить этот долгострой. Осталось-то всего пять или шесть глав! Так что поехали. Сегодня будет клубничка в сиропе — брачная ночь наших голубков!


Вошла горничная и объявила об ужине, разрушив очарование момента. Трапеза после такого волнительного дня проходила в молчании, и Эрик, вынужденный весь день беседовать с малознакомыми родственниками, расценил её как долгожданную передышку.

После ужина мадам Жири громко объявила, что ей пора спать. Она пожелала всем спокойной ночи и быстро поднялась по лестнице, не потрудившись даже подавить громкий зевок. После её ухода беседа застопорилась, пока остальные четверо пытались найти общую тему для разговора. Наконец Кристина сдалась — а она действительно устала — и сердечно извинилась перед присутствующими. Она пожелала всем спокойной ночи и поднялась, слегка покраснев, когда Мег ей подмигнула.

Эрик ещё некоторое время оставался с Мег и Кавехом, обсуждая с Мег последние слухи из Оперы. Он довольно искусно вытянул её на разговор, и вскоре Мег уже свободно болтала и шутила с тем человеком, который так ужасал её друзей и её саму, когда все они были моложе. Кавех говорил немного, но время от времени тихо вставлял в разговор комментарии об искусстве, изумлявшие Эрика своей остротой. Он никогда не думал, что дарога посещал Оперу ради удовольствия, самовлюблённо полагая, что Кавех находился там лишь для того, чтобы шпионить за ним.

Вот Мег отреагировала на комментарий Кавеха, вот он ей ответил — и вскоре уже Эрик замолчал, слушая, как они беседуют. Ему вдруг подумалось, что к этому можно привыкнуть. Жить в одном доме с женщинами было вовсе не так ужасно, как он боялся. Ни Кристина, ни Мег не были пустоголовыми модницами и сплетницами, которым интересно только одно — быть на виду. По правде говоря, чем лучше он узнавал Мег, тем больше она ему нравилась. И она весьма искусна, подумал он, вспоминая, как красиво она танцевала, когда пела Кристина.

Кристина, которая ждёт его наверху. Эрик поспешно поднялся и торопливо пожелал оставшимся спокойной ночи.

Он не услышал, как снисходительно посмеиваются друзья после его ухода.

[Мышь_полевая]

Глава 19
Осуществление заветных желаний

Добравшись до своей комнаты, Эрик первым делом заметил, что дверь между спальнями открыта. И лишь затем увидел, что Кристина сидит в его комнате, читая при свете газового рожка. Тёплый жёлтый свет превращал её светлые волосы в сверкающее золото, а её голубые глаза, когда она с улыбкой взглянула на него, казались глубокими и таинственными.

— Любовь моя, — выдохнул Эрик, ощущая внезапную слабость при виде жены — его жены! — сидящей здесь, в его спальне, в ожидании их брачной ночи.

Кристина ничего не сказала; она отложила книгу и подошла к нему. Потянувшись вверх, она осторожно распустила завязки, которые держали его резиновую маску, и стянула её.

— Это был прекрасный сюрприз, — тихо сказала она, — и ради тебя я счастлива, что она у тебя есть. Но мне очень жаль, что ты не мог открыть своё настоящее лицо во время нашего бракосочетания. — Она осторожно положила ладонь на его впалую щеку, лаская большим пальцем выпирающую скулу.

Эрик пожал плечами.

— Если бы там находились только мы, я бы это сделал. Но мне не хочется, чтобы пошли слухи, будто новый граф де Шаньи — живой труп. Ты же знаешь, что другие люди не такие... лояльные к моей... внешности, как ты.

— Ну, по крайней мере, теперь ты выглядишь как обычно, и я могу поцеловать своего мужа так, как должна целовать жена. — Сказав это, она притянула к себе его голову, и их губы встретились.

Поцелуй продолжался несколько минут, и в конце концов Кристине пришлось опустить голову на его плечо, чтобы отдышаться.

— О, Кристина, — пробормотал Эрик. — Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю?

Она кивнула.

— Мне только жаль, что я не всегда любила тебя так же сильно, как сейчас, — прошептала она. — Стоит мне подумать о том, сколько времени мы потеряли друг без друга... — Она покачала головой и виновато заглянула в его горящие жёлтые глаза.

— Нам нужно было время, — успокоил её Эрик. — Нам нужно было время, чтобы стать тем, кем мы являемся сейчас, и научиться любить друг друга как следует. — Он погладил её по спине, крепко прижал к себе и снова потянулся к губам. Их губы встретились и слились в поцелуе, и когда он почувствовал, что её теплые губы приоткрылись, пуская его внутрь, когда ощутил языком вкус Кристины, то едва не заплакал. Его дыхание стало резким, на грани рыдания, его руки, удерживающие Кристину за талию, задрожали.

Эрик отступил. Вынужден был отступить. Снова проснулась неуверенность в себе, и он, глядя на Кристину, даже не почувствовал, как по его измождённой щеке катится слеза.

— Эрик? Эрик, что случилось? — спросила Кристина, подходя ближе.

Он поднял руку, удерживая её на расстоянии.

— Кристина... о, Кристина, я недостоин тебя, — сказал он надломленным голосом. — Ты не должна потворствовать моим чудовищным желаниям, любовь моя. Ты не обязана через это проходить. Ни одна женщина не должна спать с трупом.

— Что? — воскликнула Кристина. — Каким ещё "чудовищным желаниям"? Эрик, мы ведь через это уже проходили?! — Она глубоко вдохнула и, чувствуя, как заклокотало в груди, разочарованно выдохнула. Когда она сделала ещё один глубокий вдох, чтобы успокоиться, её внезапно осенило: Эрик боится! Он никогда не делал этого раньше, и теперь буквально хватается за соломинку, чтобы не потонуть в своей неуверенности.

Раньше, находясь рядом с ней, он всегда был воплощением абсолютной уверенности и мастерства. Даже тогда, стоя на коленях у её ног и целуя её юбку, он всё равно сохранял контроль над ситуацией. Она поняла, что он чувствует унижение, вынужденный признаться ей — женщине, которую он любит больше всего на свете, — что он ничегошеньки не знает о самом личном и интимном выражении любви.

Кристина обхватила ладонью руку Эрика, которой он продолжал удерживать её на расстоянии. Согнула пальцы, переплетая их с его — длинными, тонкими, прохладными.

— Эрик, — тихо сказала она, — до сих пор ты был учителем, а я ученицей. Но сейчас я хочу научить тебя нескольким вещам. Ты меня слушаешь?

Он молча кивнул, медленно накрыв рукой её ладонь.

— Ты не труп. Ты — тёплый и живой человек, которому немного не повезло с внешностью.

— Очень деликатно сказано, — заметил он.

— Тихо, слушай. Не прерывай учителя. — Кристина перехватила его ладонь поудобнее, чтобы он не мог больше удерживать её на расстоянии вытянутой руки. Продолжая говорить, она сделала шаг вперёд, ближе к нему. Эрик этого не заметил: его глаза не отрывались от её глаз.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — продолжила она. — Больше, чем карьеру, больше, чем память об отце, и больше, чем я когда-либо любила Рауля, — закончила она, слегка покраснев. — Поскольку ты меня понимаешь, а он этого никогда не делал. На самом деле, мой дорогой, это я тебя недостойна после того, как я с тобой обошлась. — Она подошла ещё ближе, не прикасаясь к нему, пока не почувствовала жар его тела даже сквозь платье. — И, наконец, какие бы "чудовищные желания" ко мне ты ни ощущал... что ж, они не совсем односторонние.

Эрик выглядел испуганным. Кристина покраснела, но улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Вернее, совсем не односторонние, — уточнила она, вставая на цыпочки, чтобы подарить ему короткий поцелуй.

Эрик поцелуй продлил, после чего улыбнулся, увидев довольное выражение её лица. Его голос был низким и хриплым, когда он, сняв туфли и вынимая запонки, произнёс:

— В таком случае, мадам де Карпентьер, я смиренно подчиняюсь вашему руководству.

[Мышь_полевая]

Одним из величайших навыков Эрика было умение выражать своим ангельским, волшебным голосом каждый нюанс того, что он чувствует в данную минуту. Сейчас его обуревали желание и любовь, и от сочетания тона его голоса и интимности действий, когда он начал раздеваться, по спине его молодой жены пробежала дрожь. Она закрыла глаза. Эрик коротко коснулся её щеки, а затем аккуратно провёл рукой по шее, пока у неё не перехватило дыхание.

— Так каким же будет ваш первый урок? — прошептал он. — Ибо, уверяю вас, ученик готов на всё.

Пытаясь взять себя в руки и преодолеть ту реакцию, которую он в ней вызывал, Кристина открыла глаза.

— Я отпустила Аннеке на ночь, — сказала она.

Эрик заморгал, не сразу поняв, что она имеет в виду, но потом заметил, что на ней всё ещё надето свадебное платье — с замысловатой отделкой и турнюром сзади, застёгнутое на девяносто девять крошечных крючков, до которых сама она дотянуться не могла. Кристина обняла его.

— Твой первый урок — побыть горничной. — Она повернулась к нему спиной и оглянулась через плечо. — Дорогой, ты не поможешь мне с платьем?

Резкий вдох был ей единственным ответом, но после секундного замешательства она почувствовала, как задевают её шею ловкие пальцы, когда Эрик стал расстёгивать верхний крючок. Затем она ощутила, как кожи в этом месте касаются его губы, когда он перешёл к следующему. Ещё несколько крючков были освобождены, раскрывая платье, и он поцеловал её в обнажившееся плечо. Следующие крючки — и его губы получили доступ к середине спины, над верхним краем корсета. Кристина задрожала.

Остальные крючки пошли быстрее, и вскоре платье было расстёгнуто. Кристина повернулась лицом к мужу, и платье сползло с её плеч. На мгновение взглянув на Эрика расширившимися и потемневшими глазами, она положила руки ему на грудь. Провела руками по его плечам, снимая фрак, и прикоснулась губами к его шее, не обращая внимания на своё почти упавшее платье. Теперь настала его очередь дрожать, когда её аккуратные пальчики подобрались к пуговицам его жилета. Через несколько секунд шёлковый галстук последовал за фраком, и её муж остался лишь в рубашке и брюках на подтяжках.

Перестав сдерживать себя, Эрик протянул обе руки и мягко положил их Кристине на плечи. Осторожно погладил их, спускаясь ладонями до локтей и обратно, снова и снова повторяя ласку. С каждым его движением платье спадало всё ниже и ниже, пока она наконец не стряхнула его окончательно, переступив через кипу украшенной кружевами бледно-голубой ткани.

На Кристине остались лишь белая шёлковая нижняя сорочка, вышитый бисером корсет и украшенный мелкими бутончиками роз кринолин с объёмным турнюром. Эрик, с горящими глазами, сделал шаг назад, чтобы полюбоваться тем, как сверкает её кожа цвета слоновой кости при свете свечей.

— Ты и правда очаровательна, — прошептал он, наклоняясь, чтобы попробовать на вкус кожу на её плече. Кристина ахнула, когда его зубы скользнули по чувствительному местечку в основании шеи. Она взяла его руки и обвила их вокруг своей талии.

— Развяжи, любимый, — прошептала она, и Эрик принялся неуклюже дёргать завязки её турнюра. После чего она переступила через упавший турнюр и восторженно поцеловала Эрика, начав расстегивать его рубашку. Кристина повторяла действия мужа, целуя его грудь по мере расстёгивания, и Эрик пару раз нервно взмахнул дрожащими руками, прежде чем осторожно опустить их на её волосы. Тогда Кристина одним резким движением скинула с его плеч сразу и рубашку, и подтяжки.

Затем она вновь оказалась в его объятиях, и Эрик принялся целовать её с таким пылом, что ей казалось — она вот-вот вспыхнет ярким пламенем. Сильные пальцы пианиста нежно перебирали её волосы, гладили по лицу. Она в ответ снова и снова ласкала его обнажённые плечи, между делом рассеянно изучая его кожу на ощупь, знакомясь с его вкусом и запахом.

Завершив поцелуй, Эрик уткнулся лбом ей в плечо.

— Что дальше, моя учительница? — спросил он, усмехаясь, и затаил дыхание.

— Ты не даёшь мне дышать, — обвинила его Кристина. — Я сейчас задохнусь, и это будет на твоей совести. — Она нежно улыбнулась ему, глаза её мерцали.

— Прости, дорогая. Что я могу сделать, чтобы исправить ситуацию?

— Ну, мне кажется, если избавиться от корсета, то дышать мне станет легче.

— Ни слова больше. Всё, чтобы помочь моей дорогой учительнице. — Эрик развернул её и притянул к себе, чтобы она опиралась на него спиной. Его руки обхватили её талию спереди. Кристина откинула голову ему на плечо, а он тем временем расстегнул нижний крючок корсета из китового уса. Расстёгивая следующий, он легонько куснул её за ушко, и Кристина ахнула. В корсете было всего пять крючков, и когда Эрик добрался до верхнего, она почувствовала, как его пальцы гладят её груди, и задрожала. Эрик ненадолго отстранил Кристину, позволив корсету упасть между ними на пол, а затем вновь притянул её к себе. Его руки принялись жадно ласкать её груди, ключицы, снова возвращались к талии и бёдрам.

— О, любовь моя, — выдохнула Кристина, изворачиваясь в его руках, чтобы припасть к его губам в горячем поцелуе. — По-моему, ученик сейчас уже превосходит учителя!

Эрика переполняли эмоции — и он предпочёл, как всегда, прикрыться оперным пением. Однако сейчас он заметно нервничал и потому решил облегчить себе задачу, подменив либретто «Фауста» собственным экспромтом. В ответ на слова Кристины он негромко пропел:

— Ne me permets-tu pas, ma belle professeur, que j’enlève les bras de ta chemise de soie?*

Кристина опешила и невольно хихикнула.

— Эрик! — воскликнула она, ощущая одновременно изумление и веселье. На секунду задумавшись, она одарила его озорной улыбкой и пропела в ответ: — Oui, monsieur, quoique tu n’es pas jeune ni beau... n’es pas jeune, ni beau. Et j’ai beaucoup besoin qu’on me donne les mains.**

____________________________
* Фауст: "Ne permettez-vous pas, ma belle demoiselle, Qu'on vous offre le bras pour faire le chemin?"
(Позвольте, моя прекрасная юная леди, предложить руку, чтобы проводить вас?)
Эрик: Ne me permets-tu pas, ma belle professeur, que j’enlève les bras de ta chemise de soie?
(Позвольте, моя прекрасная учительница, удалить с ваших рук шёлковую сорочку?)

** Маргарита: "Non Monsieur, Je ne suis demoiselle ni belle, demoiselle ni belle. Et je n'ai pas besoin qu’on me donne la main."
(Нет, сударь, я не юна и не красива, не юна и не красива, и я не нуждаюсь в вашей руке.)
Кристина: "Oui, Monsieur, quoique tu n'es pas jeune ni beau... n'es pas jeune, ni beau. Et j'ai vraiment besoin qu'on me donne les mains."
(Да, сударь, хотя вы и не молоды и не красивы, не молоды и не красивы, я очень нуждаюсь в ваших руках.)

[Мышь_полевая]

Эрик усмехнулся, оценив её находчивость, и внезапно наклонился, подхватывая её на руки.

— Куда же мы пойдём, моя прекрасная учительница?

Кристина указала на дверь, и Эрик каким-то образом сумел протиснуться через дверной проём вместе с ней. Он нёс её так, словно она ничего не весила. Занёс в смежную спальню и осторожно, как будто она была сделана из стекла, уложил на кровать.

Кристина протянула к нему руки — и он присоединился к ней, оперевшись на локоть, чтобы ещё немного поцеловаться с ней. Затем провёл пальцем по глубокому вырезу её сорочки.

— Перейдём к следующему пункту, моя прекрасная учительница? — спросил он, возвращаясь к своему игривому вопросу о том, чтобы снять с неё сорочку.

Кристина покачала головой, сверкнув глазами.

— Нет. Это, — сказала она, потянув за пояс его брюк.

Эрик замялся. Под её ободряющим взглядом он снова встал и скинул туфли.

— Хорошо, только подожди минутку. — Он прошёл в свою комнату и погасил газовые рожки, а затем вернулся в комнату Кристины и притушил свет до едва заметного мерцания. Затем расстегнул брюки, скинул их — и быстро вернулся в кровать. Слишком быстро, чтобы Кристина могла его разглядеть.

— Эрик, зачем ты погасил свет?

— Так лучше, поверь мне, — послышался тихий ответ. — Моё тело... не то, на что приятно смотреть. Я бы хотел избавить тебя от этого зрелища.

Кристина погладила его грудь и живот, ощущая, как его мышцы сжимаются и дрожат под её пальцами.

— Пожалуйста, Эрик. Твоё тело не может выглядеть хуже твоего лица, а твоё лицо я люблю, как своё собственное. Пожалуйста, позволь мне тебя увидеть.

Эрик испуганно замер, а затем со вздохом свесил ноги с кровати и встал спиной к Кристине. Он пересёк комнату, чтобы зажечь рожки — первый, затем другой. Услышав за спиной шорох, он повернулся к Кристине и обнаружил, что она тоже сняла сорочку. Теперь она стояла возле кровати полностью обнажённая, и её кожа под его взглядом стремительно розовела.

— Надеюсь, ты не против, — прошептала она. — Думаю, так будет честно.

— Ты... — ему пришлось замолчать и прочистить горло, чтобы прогнать образовавшийся комок. — Ты очень, очень очаровательна. Моя жена.

Кристина сделала несколько шагов к нему, откровенно разглядывая его фигуру.

— Эрик, ты такой... — её глаза наткнулись на его испуганный взгляд. — Ты такой красивый!

И это было правдой. Он был высоким и худощавым, до сих пор стройным, но больше похожим на лозу, нежели на скелет, как раньше. Её взгляду открывались контуры его жилистых мышц, очерченные лампой. Эрик приблизился к ней со своим естественным изяществом и гибкостью, обычно скрывавшимися под одеждой, и у неё внезапно ослабли колени.

Когда он подошёл ещё ближе, она наконец поняла, почему он не хотел, чтобы она его видела: он был искалечен. Ужасные, жуткие шрамы по всему телу. На спине и плечах светлели полосы — скорее всего, от кнута; на животе виднелся след от ожога, похожий на звенья цепи; на груди красовался неровный шрам — возможно, от неудачного удара ножом. Ниже шрамов было ещё больше, и Кристина не осмеливалась даже подумать о том, как они там образовались.

— О, любовь моя, — застонала она, и слёзы хлынули из её глаз. — Откуда всё это?

Эрик пожал одним плечом, и Кристина невольно улыбнулась, увидев его любимый жест, исполненный "о натюрель", а не под одеждой, как она привыкла.

— От моих врагов, — просто сказал он. — Я ведь сказал — а я говорил, не так ли? — что не все воспринимают моё лицо так, как вы. — Он подошёл ближе и понизил голос, теперь его слова сочились сарказмом. — Я предупреждал вас, моя дорогая, что я не настолько привлекателен, чтобы меня разглядывать. Вы уже видели моё лицо, так с какой стати моё тело должно было оказаться более привлекательным?

Он остановился в нескольких футах от Кристины. Она подошла ближе — настолько близко, чтобы прикоснуться к нему.

— Если ты считаешь, что эти шрамы делают тебя непривлекательным для меня, Эрик, тогда ты глубоко ошибаешься, — тихо сказала она и улыбнулась, кладя руки на его худые бёдра. — Они лишь указывают на те места, куда мне нужно будет тебя целовать в первую очередь.

Эрик колебался всего лишь мгновение, после чего крепко стиснул её в объятьях, зарывшись лицом в её волосы. Ощущение тёплой, нежной кожи Кристины, прижатой к его обнажённому телу, вызвало у него настоящее потрясение — достаточное, чтобы тут же отвлечься от своих шрамов и наполнить его разнообразными фантазиями.

— Кристина, ты уверена? Точно уверена? — спросил он прерывающимся шёпотом.

Она кивнула, глядя ему в лицо.

— Полностью уверена, — пообещала она. — Пожалуйста, Эрик. Ты теперь мой муж. Так сделай же меня своей женой.

Одним плавным движением он подхватил Кристину на руки и завладел её губами. Не прерывая поцелуя, опустил её на постель и вытянулся рядом с ней. А затем на бесконечно долгое время они окончательно забыли, кто из них был учеником, а кто — учителем, пока они не расцепили объятья и не легли рядом, прижавшись друг к другу, насытившиеся, уставшие и счастливые.

— Я люблю тебя, — прошептал Эрик, когда сумел наконец отдышаться, по его щекам текли слёзы. — О, Кристина! Я даже не знал, что это может быть так. Я мечтал об этом, но все эти годы, желая тебя, я не смел надеяться, что ты сможешь увидеть во мне мужчину.

Кристина перевернулась, положив голову ему на плечо.

— Мы долго к этому шли, это точно. Но, любовь моя, — возразила она, поглаживая его по груди, — ты был для меня мужчиной с того самого дня, когда мы плакали вместе и я поцеловала тебя. Ты называл себя трупом, псом, чудовищем, но в тот раз я действительно впервые увидела в тебе мужчину! Того мужчину, в которого я постепенно влюблялась на протяжении многих лет, даже думая, что ты умер. Того мужчину, которому я писала все эти письма, когда тоска по тебе становилась невыносимой. Того мужчину, за которого я вышла замуж сегодня утром и вместе с которым поклялась прожить всю свою жизнь. И тот, кто только что консуммировал наш брак, определённо является мужчиной! — Она лукаво улыбнулась ему, после чего на секунду задумалась и удивлённо покачала головой. — Хотя я тоже понятия не имела, что это может быть так! — Она поцеловала его в подбородок. — Я ещё никогда такого не испытывала, Эрик, это было восхитительно!

— Значит, всё в порядке? — серьёзно спросил он. — Всё хорошо?

Кристина тихонько засмеялась:

— Это был самый замечательный опыт в моей жизни.

Вместо ответа Эрик поцеловал её. Затем обхватил её руками, прижал к себе, закрыл глаза — и вскоре оба заснули.

[Мышь_полевая]

На следующее утро Кристина проснулась в объятиях Эрика. Он всем телом прижимался к её спине, небрежно забросив на неё одну ногу. Она улыбнулась, прижимаясь к нему теснее — именно это она всегда мечтала делать с мужем: обниматься в постели, вместе засыпать и вместе просыпаться. Она слегка повернулась, чтобы посмотреть на Эрика. Его гротескное лицо выглядело умиротворённым, даже счастливым, и Кристина осознала, что за всё то время, что они провели вместе в его подземном доме под оперой, она впервые видит его спящим. Она нежно улыбнулась, снова закрыла глаза и устроила голову поуютнее под его подбородком, чтобы заснуть.

Однако уснуть не получилось — дали о себе знать телесные потребности. Кристина осторожно встала, чтобы не потревожить постель и не разбудить мужа, накинула халат и вышла в спальню Эрика, чтобы позвать Аннеке.

Она нашла и использовала ночной горшок, затем умылась. Вода в тазу Эрика была холодной, и Кристина поплотнее запахнулась в халат. К двери подошла Аннеке, и Кристина шёпотом перечислила, что им требуется: свежая вода, цветы, полотенца, чай и завтрак. Ожидая возвращения Аннеке, она прикрыла межкомнатную дверь, оставив небольшую щёлку, и слегка прибралась: подняла одежду, которую они разбросали по комнате, и выудила из кармана упавшего жилета Эриковы часы. Ещё рано.

Горничная вернулась намного быстрее, чем она ожидала, ведя за собой ещё трёх служанок, которые несли воду, цветы и подносы с завтраком. Сама Аннеке несла полотенца, перекинув их через руку. Кристина шёпотом указала, куда положить вещи, а затем выставила служанок за дверь.

— Поезд уходит только через два часа, — сказала она горничной. — Подойди через час, чтобы помочь мне одеться, и мы поедем с гостями на вокзал.

Аннеке присела в реверансе, улыбаясь при виде своей счастливой хозяйки, и вышла. Кристина вернулась в смежную спальню. Эрик всё ещё спал, перекатившись на спину. У Кристины заблестели глаза. Скинув халат, она скользнула в постель к Эрику, прижалась к его обнажённому телу и приподнялась на локте, чтобы поцеловать его.

Глубоко посаженные глаза сонно заморгали. Кристина наклонилась, чтобы снова его поцеловать. На его губах появилась едва заметная улыбка, и он легонько приподнял её за подбородок.

— Мадам, — прошептал он, — это, без сомнения, самое приятное пробуждение в моей жизни.

Кристина широко улыбнулась.

— Вот теперь, любовь моя, — заметила она, — только теперь ты испытал всё счастье, которое может предложить тебе мир.

Эрик не сразу вспомнил собственные слова, сказанные им на прошлой неделе после того, как она плакала вместе с ним и впервые его поцеловала, а когда вспомнил, громко рассмеялся. Так вот что имела в виду Кристина, когда ответила ему: «Нет, нет», с такой загадочной улыбкой! Она уже тогда это планировала. Вот шалунья!

— Теперь я это попробовал, что правда, то правда, — ответил он, улыбаясь. — Но по-настоящему насладиться этим ещё не успел, поэтому, если ты позволишь... — он сжал её в объятьях и перекатился вместе с ней, чтобы оказаться сверху, — я хочу попробовать ещё раз.

— Позволю, — заверила Кристина, поглаживая его испещрённую шрамами спину, худые бока и бёдра. — Позволю всегда, когда захочешь, любовь моя. У тебя впереди годы, чтобы наверстать упущенное, — и я теперь твоя.

Эрик, наклонившись, лизнул краешек её нижней губы.

— Тогда, пожалуй, в этот раз слегка растянем удовольствие, — пробормотал он и заглушил её ответ поцелуем.

Чай, завтрак и горячая вода — к тому моменту, когда до них добрались, всё давно остыло... Но никого это уже не волновало.

[Мышь_полевая]

Глава 20
Выполнение обещания

Обратная поездка из Руана в Париж была довольно приятной: они ехали в отдельном купе с обеими Жири, и Кристина с удовольствием наблюдала за тем, с какой готовностью и почтением пожилая дама обращается к Эрику. Между ними зашёл добродушный спор о том, за какого мужчину должна выйти замуж Мег, а сама Мег тем временем сидела, краснея и время от времени нерешительно протестуя. Кристине не единожды приходилось подавлять смешки.

— Нет, господин Призрак, я не позволю вам отказаться от своего слова! Вы обещали мне, что моя малышка Маргарет будет императрицей, и ни на что меньшее мы не согласны!

— Но, мадам, давая это обещание, я сильно переоценил свои возможности. Я извиняюсь за это и прошу освободить меня от этого обещания.

— Вы хотите сказать, что моя дочь не заслуживает быть императрицей?

— Нет, мадам. Я уверен, что она достойна этого больше, нежели большинство из носивших этот титул, однако у меня нет способа сделать это. Изначально, когда я давал вам это обещание, единственной моей целью было добиться вашего расположения, чтобы легче было вами манипулировать. Я уже извинялся за это, поскольку очень сожалею, что пытался обмануть такую хорошую женщину.

Мадам Жири покачала пальцем.

— О, сударь, вы ведь знаете, что это неправда! Вы слишком хороши, чтобы обманывать старуху. Нет, я вам верю, и верю в ваши возможности — видимо, намного больше, чем вы сами.

— Маман, — вмешалась Мег, — вы ведь знаете, что не во власти господина де Карпентьера сделать меня императрицей! В любом случае, я этого не хочу. И к тому же... — закончила она едва слышно, — мы живём в республике.

Её мать резко возразила:

— Послушайте-ка, я никогда не говорила ни слова о том, что император должен быть французским! — у мадам Жири сверкнули глаза. — В конце концов, Бонапарт мёртв. Но тот, кто путешествует так много, как господин Призрак, наверняка должен знать императоров в других странах.

— И я действительно знаю. Но я ни за что бы не пожелал юной даме выйти замуж за этих тиранов. Турки и персы порой очень жестоко обращаются со своими женщинами.

— Ты уверен, что говоришь это не для того, чтобы завуалированно поиздеваться над господином Таллисом? — поддела его Кристина.

Уголки его губ слегка приподнялись в согласной усмешке, но он тут же взял себя в руки.

— Кавех — несомненно лучший мужчина из всех, кого я знаю, неважно, полицейский он или нет. Хотя другие его соотечественники порой жестоко и бессердечно обращаются с женщинами, он всегда относился к слабому полу с состраданием и уважением.

— Однако он не совсем император, — подчеркнула Кристина, хитро улыбнувшись Мег. Она заметила то жадное восхищение, с которым Кавех накануне наблюдал за импровизированным танцем Мег, вдобавок Эрик сообщил ей, что оставил эту парочку тет-а-тет, когда отправился к ней, проводить брачную ночь. Она знала, что это ещё ни о чём не говорит, даже если они оба испытывали некоторое притяжение друг к другу, но поддразнить подругу было весело.

Мег лишь вздохнула над всей этой глупостью и покачала головой.

— Кристина! Не поощряй их, умоляю тебя, — попросила танцовщица. — Хватит и того, что твой муж постоянно провоцирует и мучает бедного господина Таллиса, не привлекай к этому ещё и меня!

Кристина рассмеялась.

— Уверяю тебя, «бедный» господин Таллис платит Эрику той же монетой — и с не меньшим успехом, Мег.

— Ты так думаешь? — добродушно обернулся к жене Эрик.

Она только улыбнулась ему и сжала его руку. Он вернул ей пожатие, после чего снова переключился на мамашу Жири.

— Мадам, даю вам слово, что всех императоров, с которыми я знаком, я обязательно спроважу вам. Но, может быть, вас устроит обычный аристократ?

— Месье де Карпентьер, ничего не нужно, правда! — вмешалась Мег прежде, чем её мать успела ответить. — Я хочу просто продолжать танцевать!

— Ах, но ты не можешь танцевать вечно, девочка моя, — возразила мадам Жири. — Ещё несколько лет — и тебе всё равно придется уйти со сцены. И сделать это будет намного проще, если к тому времени у тебя уже будет богатый, обожающий тебя муж.

— Маман! — возмущённо воскликнула Мег.

Эрик рассмеялся.

— Не осуждайте свою матушку, малышка Жири, — сказал он, используя её старое оперное прозвище. — Она весьма проницательная женщина. И, чтобы выполнить свою часть сделки, которую я с ней заключил, клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы у вас появился богатый, обожающий вас супруг — задолго до того, как вы станете слишком старой, чтобы танцевать. И не волнуйтесь, дорогая, — подмигнул он Мег. — Мы проследим за тем, чтобы вы тоже его обожали, пусть он и не будет императором. Не так ли, мадам? — обратился он к мадам Жири.

— Да, месье, очень хорошо, благодарю вас! — старуха сияла беззубой улыбкой. Теперь, когда её старый друг, Призрак Оперы, стал дворянином и попал в высшие слои общества, он несомненно познакомится с куда большим количеством аристократов, чем когда-либо прежде. И она, добившись от него обещания позаботиться о замужестве малышки Мег, была довольна.

Мадам Жири не была дурой.

Когда обе Жири вышли в Париже, а поезд отправился дальше на юг, Кристина задремала, положив голову на плечо Эрика. Они находились в купе одни, солнце садилось, а стук колес оказывал на неё усыпляющий эффект.

[Мышь_полевая]

Глава 21
Прованс

Эрик разбудил её, когда поезд въехал в Сет.

— Кристина, любовь моя. Мы здесь.

Она пошевелилась и подняла голову с его плеча, разминая мышцы шеи.

— Где это «здесь»? — спросила она, глядя в окно.

Эрик распахнул дверь, и Кристина почувствовала характерный запах морской воды.

— Сет.

Эрик протянул их чемоданы носильщику, и тот отнёс их к карете, пробормотав пару слов сонному кучеру. Эрик помог жене усесться в экипаж, кучер щёлкнул кнутом, и они поехали.

Кристина внезапно перехотела спать.

Холодный, пропитанный запахом соли воздух подействовал на неё, как тонизирующий напиток, напомнив о тех счастливых днях, когда она была юна.

— О, Эрик, это восхитительно! — воскликнула она, высовывая лицо из окошка, чтобы ощутить дуновение ночного воздуха. — Здесь всё время так?

Он обнял её и наклонился, чтобы поцеловать шейку под ухом.

— Воздух? Да. Именно благодаря этому воздуху я и восстановил здоровье, пока жил здесь. Ну, это одна из основных причин. Ещё Кавех со своим упрямством, который никак не позволял мне умереть.

— И спасибо ему за это, — выразительно сказала Кристина, после чего спросила: — Как далеко до коттеджа?

— Недалеко. Городок не очень большой.

Добравшись до места, они обнаружили еду и сервированный стол.

— Эрик, откуда взялся ужин? — полюбопытствовала Кристина.

Эрик ухмыльнулся. Она до сих пор ещё не привыкла к тому, что видит выражение его лица. Раньше, на протяжении долгого времени, она была вынуждена различать его эмоции по одному лишь голосу, или по выражению его светящихся жёлтых глаз, или по движению плеч. Теперь же было странно и довольно интересно наблюдать, как чувства проявляются на неровной коже его обнаженного лица, поскольку резиновую маску он снял сразу, как только они вошли в дом.

— Я послал вперёд экономку, чтобы она подготовила дом к нашему возвращению. Она живёт в городке. Нам, наверное, стоит быстро поужинать и сразу лечь спать, потому что я готов биться об заклад — она появится здесь с утра пораньше, чтобы поглазеть на жену мужчины в маске.

Кристина засмеялась и бросила на него кокетливый взгляд.

— Хорошо, будем надеяться, что она достаточно воспитанна, чтобы не приходить слишком рано, иначе она может увидеть то, что для её глаз не предназначено!

Услышав от жены такой комментарий, Эрик приподнял брови, его ухмылка превратилась в настоящую, полную веселья улыбку.

— Кристина! Я и не подозревал, что ты такая чертовка.

Она слегка покраснела, усаживаясь за стол.

— Я тоже не подозревала. Должно быть, от тебя нахваталась.

— Ты мне льстишь, — ответил он с усмешкой и наклонился, чтобы её поцеловать.

После ужина Эрику снова пришлось превратиться в горничную, чтобы помочь Кристине избавиться от дорожной одежды. Впрочем, он не возражал, поскольку затем уже ей пришлось стать его камердинером и помочь ему с костюмом. А затем Кристина заснула в объятиях любимого мужчины, прижавшись к его худощавому обнажённому телу и чувствуя себя совершенно удовлетворённой.

Так начался самый счастливый месяц в их жизни. Экономка, мадам Блейн, каждый день приезжала из городка, чтобы убираться и готовить для них еду (и, конечно же, в первое утро она пришла особенно рано!). Но в остальном она им не мешала. Эрик с удовольствием показал Кристине маленький, но уютный коттедж, где он прожил последние пять лет. Больше всего Кристине понравилась музыкальная комната, в которой она увидела многие предметы из его дома под Оперой.

Эрик вытащил её с собой к морю — и с удивлением обнаружил, что она плавает, как рыба. Он сам, прожив столько лет на берегу озера, тоже хорошо умел плавать, и теперь они частенько целыми днями плескались в воде. Коттедж располагался рядом с длинным участком песчаного пляжа, где, по словам Эрика, вряд ли бывал кто-то, кроме них самих.

Свою старую белую шёлковую маску он надевал лишь для регулярных набегов в городок, где мадам Блейн уже всем разболтала о прекрасной молодой жене мужчины в маске. Кристина вскоре завоевала сердца местных жителей благодаря своей доброте, дружелюбной улыбке и — что самое лучшее, по мнению любопытных горожан — коротеньким рассказам о том, как они познакомились с Эриком.

История была такой романтической, что вскоре уже все в городке о ней знали и восхищённо пересказывали её друг другу шёпотом, как только Эрик и Кристина появлялись на рынке.

— Она говорит, что была певицей, а он был её учителем. Он заболел — помнишь, каким он был, когда тот персидский приятель впервые привёз его сюда? — и она думала, что он умер, и поэтому вышла замуж за другого. Её муж умер на флоте, а она только недавно обнаружила, что её учитель ещё жив!

Кристина слушала эти шепотки и улыбалась про себя. Если бы они знали всю историю, а не сокращённую версию, которую она обнародовала!

Но Эрик настолько отличался от того мужчины, который раньше жил под оперным театром, что рядом с ним часы пролетали как одно мгновение — целыми днями она только и делала, что разговаривала с ним и заново его узнавала. Эрик же наслаждался её вниманием... особенно в те дни, когда они не покидали спальню.

Он пришёл к выводу, что мадам Блейн наверняка разболтала по всему городку и об этом, но ему было всё равно. Он с удовольствием думал о том, что теперь, наконец, спустя почти полвека, он живёт с женой, как любой другой мужчина.

Кристина каждую неделю отправляла письма в Париж: обеим Жири, Сорелли, а также домой, чтобы узнать, как поживает Эрик-Дааэ. Она ужасно скучала по своему маленькому сынишке и обещала Эрику взять сына с собой в следующий раз, когда они отправятся путешествовать.

Эрик же всё свободное время проводил, составляя планы по расширению коттеджа, чтобы все его домочадцы могли перезимовать здесь, и уже неделю спустя нанял подрядчика.

— Когда мы вернёмся сюда на зиму, коттедж будет выглядеть уже совершено иначе, — сказал он, нетерпеливо потирая руки.

— Жаль, — сказала Кристина, задумчиво улыбаясь. — У меня останутся очень приятные воспоминания о проведённом здесь медовом месяце.

Эрик обнял её.

— И медовый месяц здесь, с тобой, помог мне излечиться от собственных воспоминаний, что было очень кстати. — В ответ на озадаченный взгляд Кристины он скупо пояснил: — Я здесь болел, очень долго.

Эрик замолчал. Он никогда не рассказывал Кристине, что Кавеху и Дариусу пришлось несколько недель следить за ним днём и ночью, чтобы не допустить его самоубийства. На самом деле, ему повезло, что он был слишком слаб, чтобы сопротивляться Кавеху, когда тот заставил его встать с постели и потащил прямиком в море.

В первый раз, когда Кавех окунул его в море, Эрик едва не утонул. Кавех держал голову под водой, как ему показалось, часами, пока у Эрика не проснулось чувство самосохранения. Он оттолкнул Кавеха и с трудом выбрался на поверхность, кидая на друга яростные взгляды.

Мокрый Кавех, тяжело дыша, кивнул:

— Так я и думал. Ты не потерял волю к жизни, иначе позволил бы мне убить тебя, Эрик. А теперь, когда ты осознал, что всё ещё хочешь жить, — может, начнём с начала?

В тот вечер Эрик впервые за несколько дней принял пищу, а на следующее утро уже встал с постели и сам оделся. Это усилие так его изнурило, что он сразу же заснул, но на следующий день он сделал это снова и бодрствовал дольше. На следующий день ещё дольше.

Кавех не был жестоким человеком. Он лишь сделал то, что было необходимо. Это был тяжёлый урок, но теперь Эрик был за него благодарен.

Он уже рассказывал Кристине о других случаях, когда Кавех спасал ему жизнь; когда-нибудь он расскажет и об этом тоже... но ещё не сейчас. Их счастье было пока новорождённым, слишком хрупким и изысканно нежным. Ему даже рисковать не хотелось.

[Мышь_полевая]

По крайней мере, у него были и другие вопросы, требующие решения. У Кристины подходило время для прослушиваний в Оперу. Эрик работал с ней по несколько часов в день, и в один прекрасный момент её голос вернулся в форму, став ещё лучше, чем прежде. Эрик восхищённо вздохнул, услышав, как она самостоятельно распевает гаммы, расхаживая кругами по коттеджу. Её голос звучал лучше, чем когда-либо раньше, даже когда она поставила Париж на колени. Эрик кивнул сам себе. Она пройдёт прослушивания.

Когда он сказал ей об этом, она улыбнулась, но затем улыбка исчезла.

— Эм, Эрик? А как... как насчёт моих учеников?

— А что с ними такое?

— Ну, если я буду петь, на что я очень надеюсь, то из-за репетиций не буду успевать заниматься с ними.

Эрик нахмурился. По правде говоря, её ученики волновали его меньше всего.

— Им придётся найти кого-то другого.

— Но больше никого нет, — возразила она. — Никого по-настоящему хорошего. Помнишь, я писала тебе, насколько ужасны нынешние педагоги по вокалу? Я жалела, что не могу найти такого, как ты... — Она внезапно замолчала и, наклонив голову в сторону, задумчиво посмотрела на мужа.

— Какие мысли крутятся в твоей прекрасной светловолосой головке, моя дорогая? — игриво спросил Эрик, оборачивая один из её локонов вокруг пальца.

— Эрик... почему бы тебе не взять себе моих учеников?

— Мне?!

— Да! Ты замечательный учитель. Посмотри, что ты сделал с моим голосом!

— Начнём с того, что твой голос был сам по себе исключительным, а кроме того, всё, что я сделал для твоего голоса, было сделано лишь из любви к моей ученице, — напомнил он ей.

Она растаяла в его объятиях и прижалась к его губам в поцелуе.

— И сейчас каждый раз, когда я пою, я делаю это ради любви к учителю, — тихо призналась она.

Но озвученная идея продолжала её волновать, отвлекая от поцелуев и ласк.

— Тогда подумай о том, что ты будешь обучать будущих оперных певцов, как солистов, так и хористов. Ради качества самой музыки. По крайней мере, пообещай мне, что подумаешь?

— Ради качества самой музыки, да? — задумался он. — Следовало догадаться, что ты выберешь один из двух аргументов, против которых я не могу устоять. Хорошо, родная, я подумаю об этом.

— Замечательно! Вспомни, что ты сделал с голосом Жана-Мишеля всего за один урок, хотя он даже не подозревал, что ты там находился! Я знаю, что ты бы мог создать лучшую оперную труппу во всей Европе, если бы захотел! — Она помолчала, а затем скользнула одной рукой по его затылку, поигрывая тонкими чёрными волосами. — Просто из любопытства, любовь моя... а какой второй аргумент, против которого ты не мог бы устоять?

Он опустил голову и прикоснулся губами к её лбу.

— Когда ты позволяешь мне целовать себя, моя дорогая, — сказал он смиренно, — моё сердце тает. И тогда ты можешь делать со мной всё, что захочешь. — Он снова поцеловал её, задержав губы у тёплой, гладкой кожи. — Ох, до чего же хорошо целовать кого-то в лоб, Кристина! — промычал он с наслаждением. — Ты представить себе не можешь, до чего же это хорошо.

Кристина притянула его голову к себе и прижалась к его губам в пылком поцелуе.

— Ты можешь целовать меня куда угодно, — прошептала она. — Я твоя, Эрик. Вся твоя.

После этого тема об учениках Кристины ушла куда-то далеко на второй план.

[Мышь_полевая]

Глава 22
Снова дома

Месяц пролетел слишком быстро, и настала пора возвращаться в Париж. Они вернулись в квартиру Кристины всего лишь за два дня до начала прослушиваний в Оперу. На следующий день из Руана прибыли остальные домочадцы.

— Маман! Маман! — Эрик-Дааэ с криком распахнул дверь и влетел в квартиру.

Его нянька следовала за ним на некотором расстоянии, выглядела она измученной. Кристина, смеясь, опустилась на колени прямо в прихожей.

— Здравствуй, дорогой! Скучал по нам?

Стоящий за её спиной Эрик готов был расцеловать её за то, что она сказала «по нам», а не просто «по мне».

— Да-а-а! — подтвердил мальчик, запрыгивая на руки матери. Задержавшись там на несколько секунд, он снова выскользнул вниз, на пол. После чего подошёл к Эрику и посмотрел на него снизу вверх, для чего ему пришлось высоко задрать голову.

— Бонжур, — Эрик поприветствовал ребёнка со всей серьёзностью.

— Бонжур. Маман сказала, что вы теперь мой папá.

Эрик склонил голову.

— Вот как?

— Да! И она сказала, что папá — это то же самое, что и маман, только мужчина.

— В общем и целом, так и есть. Оба — родители.

— Она говорит, что вы будете моим beau-père.

Губы Эрика задрожали от сдерживаемого смеха.

— Да, теперь я твой beau-père, хотя до beau мне далеко. А ты будешь моим прекрасным пасынком, Эрик-Дааэ.

— Да, — согласился тот. — Значит, теперь вы мне как маман, месье?

— Можно сказать и так.

Эрик-Дааэ кивнул, с решительным и серьёзным видом подошёл ближе к Эрику и крепко обнял его ноги. Затем, охваченный обычной своей внезапной застенчивостью, убежал вверх по лестнице.

Эрик смущённо смотрел ему вслед. Кристина улыбалась.

— Не волнуйся, любовь моя, он просто поприветствовал тебя так, как, по его мнению, надо приветствовать родителей.

— Угу. — Эрик продолжал задумчиво смотреть на верх лестницы. Он любил Кристину больше жизни и с радостью подарил бы ей всё, что она захочет... Но, найдя её и так быстро на ней женившись, он не слишком-то задумывался о своей новой роли отчима. Он ничего не знал о детях, кроме того, что обычно они кричат и убегают в ужасе, когда его видят. Он до сих пор не привык к тому, что Эрик-Дааэ воспринимает его так спокойно.

Стать отчимом Эрику-Дааэ... Это определённо будет интересным жизненным опытом.

Кавех и Дариус оставались в Руане, пока Эрик и Кристина занимали их коттедж в Провансе, но когда молодожёны вернулись в Париж, они приехали тоже. Ужин в этот вечер, когда все члены семьи впервые собрались за одним столом, был оживлённым. Кристина ела не торопясь, её глаза весело сверкали, когда она слушала, как Эрик и Кавех спорят и подначивают друг друга. За считанные минуты дискуссия накалилась.

Когда Дариус предложил ей наполнить бокал вином, она слегка коснулась его руки и тихо спросила:

— Они всё время так себя ведут, Дариус? Все пять лет?

Пряча улыбку, слуга покачал головой.

— Нет, сударыня. В первый год они довольно часто ссорились друг с другом.

— Сильнее, чем сейчас? — скептически спросила Кристина, наблюдая за тем, как Эрик, перегнувшись через стол, яростно трясёт пальцем перед лицом Кавеха и что-то выговаривает ему сквозь зубы. Кавех побагровел, наклонился вперёд и так же резко ему ответил.

Дариус слегка улыбнулся.

— Да, мадам, — сказал он. — Сильнее, чем сейчас.

— Понятно, — пробормотала она. — Спасибо, Дариус.

На следующее утро мужчины поприветствовали друг друга сердечными улыбками, и Кристина лишь покачала головой.

В этот день Ришар и Моншармен проводили открытые прослушивания, и Эрик с Кристиной, проведя неторопливую утреннюю распевку и пообщавшись с Эриком Дааэ после месячного отсутствия, направились в Оперу. Для участия в прослушивании Кристина приготовила новую песню, которую Эрик написал для неё за три дня во время их медового месяца. Эта песня идеально соответствовала её более зрелому голосу, и если раньше после выступления Кристина чувствовала себя истощённой, порой на грани обморока, то эта песня словно наполняла её новой энергией.

Это был радостный, триумфальный, едва ли не священный мотив, который горячил кровь и заставлял сердце трепетать от счастья. Эрик сказал ей, что эта мелодия пришла к нему почти целиком во время свадьбы, когда он слушал, как Кристина произносит слова клятвы. По его словам, она в точности передаёт его настроение в тот момент.

Моншармен и Ришар пытались выслужиться перед Эриком ещё тогда, когда считали его лишь новым графом де Шаньи, теперь же, когда они узнали, что он является бывшим Призраком Оперы, то буквально лебезили перед ним. Эрику пришлось подойти и совершенно чётко заявить им, что он оставил свою прежнюю деятельность в роли Призрака и что сегодня он находится тут исключительно как преданный и заботливый муж будущей дивы.

Нельзя сказать, чтобы он полностью удержался от завуалированных угроз по поводу того, какие «несчастные случаи» могут произойти, если они наймут певцов менее талантливых, чем заслуживает «его» оперный театр. В конце концов, репутацию надо было поддерживать.

Кристина спела под аккомпанемент Эрика, и когда музыка стихла, директора и зрители ещё несколько секунд не могли проронить ни слова. Кристина встала и сделала реверанс, Эрик отвесил сдержанный поклон, и они уже почти сошли со сцены, когда оба директора наконец пришли в себя и вскочили на ноги, бешено аплодируя. К ним присоединились уборщицы, пришедшие на прослушивание актрисы и другие сотрудники Оперы, оказавшиеся в пределах слышимости.

Таким образом, через пять лет после ухода из Оперы, Кристина была принята обратно теми же директорами, ей предложили главную роль в «Жидовке», которой предстояло открыть оперный сезон.

Эрик был доволен. Кристина наконец достигла тех высот, к которым он её готовил. А главное — теперь она принадлежала ему. Ну а поскольку сам он принадлежал ей с самого начала их знакомства, то дисбаланс их отношений был, наконец, исправлен. Жизнь была хороша.

Он постепенно наладил более доверительные отношения со своим пасынком, даже играл с ним время от времени. Их любимая игра состояла в том, чтобы разыгрывать сцены из разных опер с игрушечными животными Эрика-Дааэ, однако Эрик — втайне надеясь, что одержимость мальчика оперой Бизе рано или поздно исчезнет, — до сих пор не нашёл ему быка для «Кармен».

Застенчивый малыш в конце концов привык к двум незнакомым мужчинам, которые переехали жить в «его» дом. Эрика он принял почти сразу благодаря его музыке и волшебным трюкам, однако ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы привыкнуть к Кавеху и Дариусу. В конце концов, Кавех придумал, как расположить его к себе. Он принёс с собой кусок дерева и перочинный нож, и когда малыш играл во дворе со своей нянькой, Кавех, ничего не говоря и не глядя на мальчика, сел на очень заметный камень и начал вырезать.

Эрик-Дааэ, заинтригованный, подошёл ближе и почти сорок минут наблюдал за процессом, и когда его любопытство наконец взяло верх, осмелился спросить:

— Что вы делаете, месье?

Кавех ответил, не поднимая взгляда:

— Вырезаю.

— Зачем?

— Мне нравится вырезать разные предметы из дерева.

Это вызвало у ребёнка интерес, он несколько минут молча обдумывал сказанное, после чего задал важный вопрос:

— А что это будет?

— Бык.

— Почему бык?

— Мне нравятся быки. А тебе?

— О, да, месье! — ответил Эрик-Дааэ, от волнения забыв про застенчивость. — Я хочу сражаться с ними, когда стану большим.

— Готов поспорить, ты иногда в мечтах сражаешься с ними даже сейчас, пока ты маленький. Не так ли?

— О, да, месье!

Кавех наконец поднял взгляд и улыбнулся малышу.

— Когда мой бык будет готов, ты не хочешь поиграть им вместе со мной?

Эрик-Дааэ слегка подпрыгнул от волнения.

— О, да, месье! — его личико сияло.

Кавех усмехнулся.

— Держу пари, твой папá тоже обрадуется моему быку.

Из-за угла долетел тихий, сдержанный ответ Эрика:

— Не сомневайся, обрадуюсь.

Поскольку игрушечного быка он ещё не достал, ему уже однажды пришлось самому играть роль быка. В этой роли он чувствовал себя нелепо. Он никак не мог привыкнуть играть с сыном так, как Кристина — притворяясь тем или иным персонажем или предметом. Он всегда в таких случаях чувствовал себя глупо. Он уже потихоньку привязался к юному Эрику-Дааэ, но до сих пор не знал, что делать с ребёнком в те моменты, когда нельзя было использовать музыку.

К концу дня новый деревянный бык был закончен, испробован в игре, и Кавех перестал быть чужим для сына Кристины. А ещё неделю спустя появилась новая резная лошадь — и он стал «дядей Кавехом» вместо «месье».

[Мышь_полевая]

Глава 23
Сплетни

Оперный сезон был в самом разгаре, и Кристина часто отсутствовала дома по вечерам. Эрик всегда приходил на её спектакли; он счёл забавным и ироничным выкупить прежнюю свою ложу на весь оперный сезон. Ему никогда не надоедало слушать кристально чистое, ангельское сопрано его Кристины, и завсегдатаи Оперы вскоре привыкли к виду его костлявой и непривлекательной (несмотря на резиновую маску) физиономии, наблюдавшей за представлением из ложи № 5 всякий раз, когда выступала Ла Карпентьер.

Его часто сопровождал импозантный джентльмен-иностранец с нефритово-зелёными глазами, а раз или два его видели гуляющим по улице в сопровождении маленького темноволосого голубоглазого мальчика — по слухам, сына прежнего графа де Шаньи, первого мужа Ла Карпентьер. Хотя нынешний граф де Шаньи, месье Карпентьер, шептались сплетники, с виду вроде как хорошо относится к мальчику. Он всегда обращается к малышу с любовью и называет его «мой сын».

Кристина была настолько поглощена своей певческой карьерой и новым браком, что понятия не имела о масштабах слухов, которые окружали её жизнь. Так было до закрытия сезона. В тот вечер она в роли Аиды добилась настоящего триумфа в финальной сцене, поразительно передав мучения своей героини. Когда каменная плита захлопнулась, похоронив Аиду с её возлюбленным Радамесом, Кристина представила себе, что должен был чувствовать Эрик, когда смотрел, как она уходит с Раулем, зная, что ему предстоит умереть в одиночестве под Оперой. Страдание, которое она испытывала в этот момент, отчётливо прозвучало в её песне и довело большую часть зрителей до слез.

Испытывая небывалый эмоциональный подъём — не только из-за сцены, но и после бурных аплодисментов, которыми её наградили после выхода на поклоны, — Кристина спустилась к ротонде. На несколько секунд она остановилась, чтобы, как обычно, полюбоваться скульптурой Пифии в фонтане. Прожив несколько лет с Раулем, когда она не имела возможности проявлять истинную живость своей натуры, теперь она ощущала нечто привлекательное в растрёпанных на ветру локонах Пифии и первобытной дикости её позы.

Ротонда была пуста — большая часть публики уже ушла, пока она переодевалась и смывала сценический грим. Кристина направилась к выходу, чтобы подождать Эрика, который должен был подъехать на их фамильной карете. Прислонившись к колонне возле дверного проема, она оказалась невидимой для парочки хористов, которые прогуливались по ротонде. В огромной круглой каменной комнате акустика была даже лучше, чем на сцене, и ленивая болтовня влюблённых долетела до ушей Кристины.

— Ты не поверишь, что я узнала о Ла Карпентьер, — Кристина узнала голос: он принадлежал миниатюрной, смуглой девушке по имени Эфраси, обладательнице грубоватого чувства юмора и сильного, глубокого контральто.

— Ты такая сплетница, Эфраси! Ладно, что ты слышала? — ответил юноша. Кристина узнала его голос, это был её ученик, Жан-Мишель, чьё обучение Эрик взял на себя, когда они вернулись в Париж после медового месяца. Кристина и Эрик были очень довольны, когда молодой человек всего через несколько месяцев после начала занятий с Эриком добился зачисления в хор Оперы.

— Я слышала, что Ла Карпентьер на самом деле графиня! — доверительно сообщила Эфраси.

Жан-Мишель рассмеялся, вызвав эхо в огромной зеркальной комнате.

— Ты только что об этом узнала? — насмешливо спросил он. — Мне об этом известно уже давным-давно.

— Ты знал?! — воскликнула девушка. — Значит, ты знаешь и то, что она — жена того уродливого типа, который занимает пятую ложу?

В голосе Жана-Мишеля послышалось огорчение.

— Пожалуйста, не называй его так, Эфраси. Я знаю, он некрасив, но граф де Шаньи заслуживает лишь уважения от любого, кто мечтает стать певцом!

— Извини, Жан-Мишель. Я ничего такого не имела в виду. Подожди, так ты что, знаком с графом?

— Да, — коротко ответил юноша. — Он мой учитель, а до этого меня обучала сама мадам графиня.

Эфраси остановилась. Кристина за колонной развлекалась, передразнивая открытый от изумления рот девушки. Эфраси сменила тему, в её голосе снова послышались лукавые нотки, подсказавшие Кристине, что новая порция сплетен уже на подходе.

— Кстати о мадам графине, ходят слухи, что она была замужем и за предыдущим графом де Шаньи. Как это вообще могло случиться?

— Я случайно слышал её разговор с мадам Жири, — сказал Жан-Мишель. — О том, как она тогда исчезла прямо со сцены. Видимо, вскоре после этого она вышла замуж за графа Рауля де Шаньи и ушла со сцены.

— Я тоже об этом слышала! — воскликнула Эфраси. — Конечно, тогда ведь она носила фамилию Дааэ! Это случилось прямо посреди сцены с тюрьмой в «Фаусте» — она молила, чтобы её забрали ангелы, и сцена погрузилась в темноту. А когда свет снова зажгли, она исчезла!

— Что ж, похоже, она вернулась из своего путешествия в рай без каких-либо потерь, — заметил Жан-Мишель. — И кто знает, может, она была частью наследуемого имущества и перешла к следующему графу вместе с титулом и землями.

Эфраси шокированно хихикнула над непочтительным высказыванием друга.

— Жан-Мишель, ты ужасен! Хотя странно, правда? Подумать только, она замужем за графом — и всё равно продолжает петь на сцене.

Кристина выглянула с другой стороны колонны, к которой прислонялась, но парочка стояла вне поля её зрения, и всё, что она могла видеть, — это тени двух хористов, отбрасываемые на стену. Тень Жана-Мишеля пожала плечами.

— Нынешний граф — настолько потрясающий музыкант, что совершенно не удивительно, что его жена продолжает выступать. Что касается её предыдущего брака, я ничего о нём не знаю, и мне всё равно. Но с нынешним ей, конечно, повезло — неважно, была это её идея или нет.

Эфраси рассмеялась.

— А всё же признай, что их брак не похож на договорной.

— И правда, не похож. Она очень ему предана.

— А он к ней так внимателен! Столько нежности, доброты и уважения. Он каждую неделю дарит ей розы. Нет, это наверняка любовный союз. Ты бы слышал, как вздыхают за его спиной наши девушки всякий раз, когда он приносит цветы или конфеты в её гримёрную! Большинство из них в полном восторге от этого мужчины.

— Даже ты? — поддразнил Жан-Мишель.

Голос Эфраси казался смущённым.

— Возможно. Мы все сходимся во мнении: несмотря на то, что он такой уродливый, Ла Карпентьер всё равно остаётся одной из самых удачливых женщин в Париже.

Жан-Мишель рассмеялся.

— Он иногда приводит с собой в Оперу друга, персидского джентльмена.

— Да, и его друг такой красавец! Но мы всё равно предпочитаем месье де Карпентьера. Он намного романтичнее!

— И намного богаче, — добавил Жан-Мишель.

— Это правда, но богатство и внешность не так важны, если человек настолько талантлив и предан своей возлюбленной, как граф.

— И настолько влиятелен, — добавил Жан-Мишель. — Говорят, директора делают всё, что говорит им граф. Может, стоит передать графу то, что ты рассказала мне о хористках?

В ответ послышался вопль и всплеск воды — по-видимому, из фонтана.

— Ты не посмеешь!

[Мышь_полевая]

Кристина, прислушиваясь к тому, как молодые певцы удаляются вверх по лестнице, тихонько улыбалась своим мыслям. Она не могла решить, веселит или обижает её мысль о том, что её «передали вместе с титулом», зато ей понравилась лояльность Жана-Мишеля по отношению к Эрику. Гений Эрика давно уже заслуживал общественного признания. И ещё ей было очень приятно услышать мнение хористок, озвученное юным контральто.

Значит, богатство Эрика и его внешность были для них неважны: они были в него влюблены, потому что он так любит свою жену! Она всё ещё хихикала, когда их карета подъехала к крыльцу. Эрик помог ей усесться, захлопнул дверь и высунулся в окно, чтобы крикнуть кучеру: «Поезжай!» Когда экипаж тронулся, он взял руку Кристины и поцеловал её запястье над перчаткой.

— И что же такое случилось, что вызвало эту восхитительную озорную улыбку на твоих губах, моя дорогая? — спросил он тихим голосом. — Помимо твоего чудесного, но ожидаемого триумфа сегодня вечером?

— Я только что услышала весьма забавные сплетни о нас с тобой, — ответила Кристина.

Он стянул с её руки перчатку.

— Вот как? — И прижал её пальцы к своим губам.

— О, да, — сказала Кристина. — Знаешь ли ты, например, что женился на мне лишь потому, что меня передали тебе как часть наследуемого имущества графа?

Эрик сперва опешил, затем рассмеялся.

— Что?

Кристина кивнула.

— Да, но ты благородно постарался в меня влюбиться, и теперь известен как самый преданный муж во всей Опере.

Эрик немного помолчал, поглаживая пальцы жены, и произнёс:

— Надеюсь, что так.

— На самом деле, ты так беззаветно мне предан, что в тебя влюблены половина девушек нашего хора, — продолжила Кристина с улыбкой.

Эрик, пытавшийся дотянуться до второй руки Кристины, замер посреди движения.

— Боже мой! — Он пару секунд внимательно изучал её лицо в тусклом лунном свете. — Ты серьёзно? — Закончив снимать вторую перчатку, он принялся расстегивать её манжеты, чтобы поцеловать запястья.

— Более чем. По словам одной из хористок, ты оставляешь за собой штабеля сомлевших девушек в коридорах всякий раз, когда приносишь мне цветы.

Эрик резко поднял глаза. Выражение полного шока, безошибочно угадываемое даже сквозь резиновую маску, заставило её захихикать. Услышав её смех, Эрик резко сжал губы и фыркнул.

— Пф-ф. Возможно, мне снова придётся начать перемещаться сквозь стены. — Он недоверчиво покачал головой, придвинулся ближе и стал целовать её шею, прошептав ей на ухо: — О чём ещё обмолвились эти достопочтенные субъекты?

Кристина вздрогнула, ощутив его тёплое дыхание возле своего уха.

— О том, что ты — самая выгодная партия в Париже, а я — самая везучая женщина, — ответила она, слегка затаив дыхание. — Но это я и так уже знала.

Эрик улыбнулся и придвинулся ближе.

— Это странное мнение, — заметил он, целуя её шею. — Однако я почему-то сомневаюсь, что у меня получится разубедить тебя в этом.

— Не получится, — подтвердила Кристина, подставляя лицо его поцелуям.

Когда они доехали до дома, Эрик протянул ей перчатки и помог выйти из кареты. Он открыл перед ней дверь их квартиры, но затем, видимо, потерял терпение и подхватил её на руки.

Кавех и Дариус, мирно игравшие в шахматы в гостиной, подняли глаза и увидели, как Эрик проносит Кристину мимо двери: её руки крепко обхватывали его за шею, а Эрик, наклонив голову, целовал свою жену. Через несколько секунд Кавех и Дариус услышали, как хлопнула дверь супружеской спальни.

Кавех передвинул своего ферзя. Они с Дариусом усмехнулись друг другу.

— Мат, — сказал Кавех.

Дариус уронил своего короля и кивнул головой в ту сторону, куда ушли их друзья.

— Похоже на то.

[Мышь_полевая]

Осталась последняя глава-эпилог! Я на финишной прямой!

[Мышь_полевая]

Глава 24
Эпилог

1909 год.

Клонившееся к закату солнце ярко освещало музыкальную комнату на верхнем этаже. В одном углу за столом серьёзный молодой человек трудился над пачкой чертежей, а его отец, наклонившись, заглядывал ему через плечо. В другом углу высокая темноволосая девушка лет семнадцати стоя играла на скрипке.

Вот она дошла до трудного пассажа в пьесе и немного замедлила темп. Мужчины слегка напряглись, их плечи застыли в ожидании. Она одолела пассаж, ускорилась — и оба расслабились, обменявшись быстрой улыбкой, после чего снова сосредоточились на чертежах.

Девушка играла, не обращая внимания на реакцию отца и брата. Однако, дойдя до следующего сложного пассажа, она взяла две фальшивые ноты, тут же прекратила играть и виновато взглянула на них. Мужчины смотрели на неё, оба.

— Попробуй ещё раз, Дарис, — мягко предложил отец.

Она снова прижала подбородок к инструменту, но не смогла взять те же две ноты. Нахмурившись, она попыталась снова, но на этот раз — да и на следующий — фальшиво прозвучали уже три ноты. Она в раздражении топнула ногой.

У Эрика-Дааэ к двадцати четырём годам проявилось довольно сухое и язвительное чувство юмора. Он поднял брови и невинно произнёс:

— Н-да, ты определённо добавляешь в музыку чрезмерное количество экспрессии. Это самый яростный «Pax et Requiem», который я слышал с тех пор, как сам учился играть.

Всё ещё раздражённая Дарис, вопреки своему настроению, улыбнулась прозвучавшей в его словах иронии.

— В таком случае, подойди и покажи мне, как это делается.

Он откинул со лба мешающую прядь волос и поднялся.

— Конечно, если только папа не хочет?..

Эрик покачал головой.

— Нет, сынок, вперёд. Я на этот раз, пожалуй, просто посмотрю. — Он уселся за стол. Эрик ни за что бы в этом не признался, но теперь, когда его суставы стали менее гибкими из-за артрита, его пасынок мог сыграть эту пьесу намного лучше, чем он сам.

Эрик-Дааэ подошёл и взял предложенную скрипку. Устроив её под подбородком, он закрыл глаза, сделал глубокий вдох — и заиграл.

Пьеса, которую едва вытягивали ловкие, но неопытные руки девушки, ожила в руках мастера. Эрик-Дааэ не нуждался в нотах: он самозабвенно закрыл глаза, верхняя часть туловища во время игры слегка покачивалась в такт.

Он легко и безупречно преодолел трудный пассаж, который поставил в тупик его сестру, и та прищурилась.

— Ещё раз, пожалуйста, — прервала она игру брата. Тот любезно повторил с начала сложного места. Дарис внимательно смотрела, полностью сосредоточив на игре Эрика-Дааэ и глаза, и уши.

Эрик сидел за столом и наблюдал за ними обоими с улыбкой, кривившей его и без того деформированные губы. Если бы кто-нибудь двадцать пять лет назад сказал ему, что однажды он увидит, как играет на скрипке их с Кристиной дочь, или что он будет гордиться сыном Рауля де Шаньи так, как если бы тот был его собственным ребёнком, то он бы счёл своего собеседника безумцем. Однако теперь это казалось самой естественной вещью в мире.

— Хорошо, думаю, теперь я справлюсь, — Дарис снова потянулась к смычку. Взяв скрипку, она прижала её к шее и начала играть. Темп был медленнее, а ноты брались более обдуманно, но когда она дошла до проблемного пассажа, то её золотые глаза встретили взгляд тёмно-синих глаз Эрика-Дааэ, она смотрела на него, не отрываясь, — и сыграла весь пассаж.

Брат одобрительно кивнул, и она с улыбкой опустила смычок.

Их отец нарушил молчание:

— Намного лучше, Дарис. Ты уже играешь почти так же хорошо, как твой брат. — Он улыбнулся, и кожа плотно обтянула его обнажённое, похожее на череп лицо.

Дарис вернула улыбку с озорным блеском в глазах.

— По правде говоря, я планирую его превзойти. Это должно быть не слишком сложно — теперь, когда вы с ним строите церкви, он явно будет пренебрегать тренировками в пользу своих чертежей... вот как сейчас.

Эрик-Дааэ сурово взглянул на сестру.

— Ты же знаешь, что конкурс на строительство новой церкви состоится на следующей неделе. Я хотел показать свой план папе и услышать его комментарии, прежде чем представлю проект комиссии. У меня нет привычки пренебрегать тренировками, дорогая сестра.

— Нет, но придётся, — не унималась Дарис. — И тогда я буду играть лучше, чем ты, стану первой скрипкой и буду самой популярной женщиной в Париже. Женихи будут выстраиваться в очереди в коридорах Оперы и сражаться друг с другом за возможность поговорить со мной!

— Мы с папой, скорее всего, избавим их от необходимости сражаться — заранее убив всех недостойных, прежде чем они хотя бы приблизятся к тебе, — выражение лица Эрика-Дааэ было совершенно невозмутимым. Дарис взглянула на отца, надеясь, что Эрик-Дааэ шутит, но тот лишь кивнул в знак согласия.

— Вы не посмеете! — воскликнула Дарис. Она понимала, что, скорее всего, они её дразнят, но не была в этом полностью уверена.

Эрик усмехнулся, выражение выглядело слегка нелепо на его костлявом лице.

— Никогда, никогда не говори мне этих слов, — посоветовал он.

— Ни ему, ни мне, если уж на то пошло, — вмешался его сын. — Ты же понимаешь, что мы посмеем сделать всё, что угодно, чтобы обеспечить твою безопасность.

— Воистину! — согласился Эрик.

— О, как здорово, — язвительно ответила Дарис. — Полагаю, вы не будете счастливы, пока я не выйду замуж за Луи де Кастело-Барбезака или кого-то вроде него?

— Он, по крайней мере, по-настоящему разбирается в музыке, — заметил её брат, — а будучи сыном танцовщицы, никогда не будет снобом — как и мы, дети оперной певицы.

Луи был сыном «малышки Мег» Жири, которая вышла замуж за барона де Кастелло-Барбезака, к огромному удовольствию её матери, которая была крепкой и энергичной вплоть до самой своей смерти, которая настигла её внезапно, в возрасте девяноста четырёх лет, в результате несчастного случая с экипажем.

— Это правда, — признала Дарис. — Презираю снобов. Тетя Клеменс со своей семьёй никогда нас не любили, несмотря на то, что титул принадлежит не их, а нашей семейной ветви. Она же всегда ведёт себя так, будто считает себя лучше нас.

— К счастью, нам не нужно обращать внимания на Клеменс, — заметил Эрик. — Зато у твоей тёти Сильвии более чем достаточно великодушия и благородства — хватит, чтобы компенсировать обеих, и Клеменс, и Мартину.

Дети засмеялись и согласились. Сильвия всегда была их любимой тётей. Даже Мартина, в конце концов, остепенилась и стала полноправным членом их семьи, а вот Клеменс так и не простила Эрика за то, что он оказался настоящим графом де Шаньи.

— По-моему, тёте Сильвии досталась заодно и вся семейная красота, — заметил Эрик. — Мартина и Клеменс считают себя красавицами, но это не так. Кстати, ваша мать должна к ужину вернуться домой от тёти Сильвии, она собиралась по пути заехать на вокзал и забрать Кавеха.

Эрик-Дааэ тут же принялся скатывать чертежи, а Дарис — складывать ноты. Пока они это делали, она спросила брата:

— И вообще, почему вы всё время работаете над своим архитектурным проектом здесь, в музыкальной комнате?

Сдержанность и задумчивость, присущие Эрику-Дааэ в детстве, никуда не делись и сейчас. Он серьёзно обдумал небрежно заданный вопрос, прежде чем ответить:

— Музыка — это по сути своей математика, пропущенная сквозь фильтр человеческой страсти и творчества. Архитектура же — человеческое творчество, выраженное с помощью математики. Работа над одной в присутствии другой помогает мне с обеими.

— О! Так вот почему ты обычно занимаешься в Опере?

Он кивнул.

— Опера — яркий пример творчества и математики, соединённых с красотой. Это лучшее из обоих миров.

— Лесть ничего тебе не даст, — мягко сказал Эрик сыну. — Хотя комплимент я оценил. А теперь давайте быстрее вниз. Я хочу увидеть вашу мать, когда она войдёт в дом. А если приедет Кавех, то он наверняка захочет увидеть меня — и будет ворчать, если ему придётся для этого подниматься сюда.

Кавех, благодаря безоговорочному покровительству Эрика, периодически помогал парижской полиции в качестве добровольца-консультанта. Жандармам весьма пригодился его многолетний полицейский опыт, а ему самому это позволяло не терять формы. А главное, если бы в Париже кто-нибудь начал задавать вопросы о Призраке Оперы, Кавех бы узнал об этом первым и предупредил бы Эрика. Это было частью того соглашения, которое они заключили между собой задолго до того, как Кавех присоединился к их семейству.

Быстроногая Дарис обогнала обоих мужчин и первой спустилась по лестнице. Они услышали, как она приветствует входящего в дом Кавеха.

— Привет, дядя Кавех! — послышался снизу её голос. — Как там Париж?

Они обменялись поцелуями, и Кавех ответил:

— Как всегда, холодно и многолюдно, моя дорогая.

— Замечательно, — язвительно пробормотал Эрик. — Он вернулся. Так что можно забыть о намерениях провести этот вечер хоть с какой-нибудь пользой.

Эрик-Дааэ засмеялся.

— Посмотри на это с другой стороны: если дома Кавех — значит, и матушка тоже.

— Верно. — Лицо Эрика просветлело, и он поспешно застегнул маску. Среди членов своей семьи ему было удобнее обходиться без неё, однако в присутствии других — даже своего лучшего друга — он всегда предпочитал закрывать лицо маской.

Кристина как раз входила в дом, они встретили её у подножия лестницы. Приняв приветствия мужа и сына, она на минуту отозвала детей в сторонку, чтобы передать им привет от тёти Сильвии. Эрик и Кавех остались в вестибюле наедине, и Кавех тихо произнёс:

— Сейчас уже время ужина, Эрик, но после этого мне срочно нужно кое о чём с тобой поговорить.

— Полицейские дела? — спросил Эрик — и удивился, когда Кавех отрицательно покачал головой.

— Нет, не совсем. Узнаешь.

В этот момент служанка объявила об ужине, и Эрик проглотил следующий вопрос. Кавех улыбнулся и повторил:

— Позже!

[Мышь_полевая]

Ужин получился праздничным: за последние месяцы это был первый раз, когда вся семья собралась вместе. Эрик-Дааэ жил в Париже, Кавех проводил там же очень много времени, сотрудничая с полицией, и ни один из них не имел возможности возвращаться домой так часто, как им бы того хотелось.

Закончился ужин довольно поздно, так как все болтали друг с другом о разных делах, им просто нравилось быть вместе после столь долгого промежутка времени. После этого Кристине захотелось услышать новую пьесу, которую сочинила Дарис, а Эрик-Дааэ вызвался ей аккомпанировать. Они направились в музыкальную комнату, а Эрик с Кавехом поднялись наверх, в кабинет.

Кавех с трудом отдышался после подъёма.

— Я не могу понять, почему вы все предпочитаете собираться на самых верхних этажах этого огромного дома! Неужели нельзя было сжалиться над старым и немощным человеком?

— Мы с тобой ровесники, дарога, — весело напомнил ему Эрик.

— Почти ровесники, чёрт бы тебя побрал, — прорычал Каве. — Но ты же кудесник, как тебе известно. Мне кажется, ты мог бы пожалеть нас, простых смертных, и переместить кабинет и музыкальную комнату на нижние этажи!

Эрик мрачно покачал головой.

— Этому не бывать. Тогда мне придётся чаще общаться с тобой. — Эрик наполнил коньяком два бокала, вручил один Кавеху и уселся напротив него. — Итак, — начал он, — что там у тебя за новости, которые «не совсем» относятся к делам полиции?

Кавех сделал глоток.

— Это... довольно деликатное дело, Эрик. И связано оно с Призраком Оперы. Я бы не сказал, что это дело полиции, но оно вполне может им стать, если его не уладить как положено. — Он передал Эрику письмо, адресованное «Дароге, улица Риволи, 206».

— Это от журналиста, — начал он. — Он каким-то образом узнал историю о призраке в оперном театре и теперь собирает информацию, чтобы написать об этом книгу. Он хочет узнать остальную часть истории.

Эрик широко раскрыл глаза, и Кавех увидел, как они засверкали в глубоко запавших глазницах. Голос Эрика прозвучал опасно низко.

— Вот как? Остальную часть истории?

Кавех кивнул.

— Это его третье письмо. В двух первых было много неточностей, но и доля истины немаленькая. Если ему удастся выяснить, кем был настоящий Призрак, то... — он выразительно пожал плечами.

Эрик задумался, покачивая в руке бокал с коньяком.

— Я понимаю, о чём ты.

— Думаю, мне стоит с ним встретиться, Эрик.

Эрик резко посмотрел на него и подозрительно прищурил жёлтые глаза.

— Что?

Кавех развел руками.

— Полагаю, нам нужно выяснить, как много он знает.

Эрик немного помедлил, нахмурившись, а затем сказал:

— Что ж, возможно, тебе действительно стоит с ним встретиться. Но что ты собираешься ему рассказать?

Кавех пожал плечами.

— В основном, правду.

— Поясни, — потребовал Эрик.

— Просто мы с тобой заранее решим, какую часть правды я должен ему рассказать. Ты же знаешь, что правду запомнить легче, чем ложь.

Эрик несколько минут над этим размышлял, затем поднял глаза.

— А что, если рассказать ему всю правду, но поставить точку в середине? — предложил Эрик.

— Это как? — спросил Кавех.

Эрик по привычке передёрнул плечом.

— Когда я отпустил Кристину выйти замуж за того юного щенка, то стал ждать смерти. Только из-за твоего вмешательства этого не произошло. Мы могли бы просто остановить рассказ в этом месте, до вмешательства.

Кавех задумался.

— Это может сработать, — сказал он. — Даже очень хорошо сработать. Я мог бы закончить историю на том, что Кристина и Рауль сели на поезд, чтобы отправиться в Швецию, а затем просто сказать ему, что, насколько мне известно, они до сих пор ещё там.

— Да. И вместо проблемы с настырным журналистом, сующим всюду свой нос в окрестностях Парижа, мы отправим его на охоту за призраками по всей Скандинавии. Он ничего не найдёт. Ничто не связывает семейство Шаньи с Призраком Оперы, кроме моих кузенов и кузин, а они все либо мертвы, либо не знают историю Призрака.

Кавех кивнул.

— Я сделаю это. Но есть ещё одна проблема...

— Сегодня у тебя просто день сплошных проблем, дарога, — с каменным выражением лица заметил Эрик.

— Только сегодня? — спросил Кавех с усмешкой. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Письма были адресованы на мою старую квартиру на улице Риволи. Её нынешние владельцы на зиму уезжают в Италию, а мой старый сосед забирает почту, он и отдал мне письма. Кажется, журналист думает, что я до сих пор там живу. Не сомневаюсь, мы с тобой вряд ли хотим, чтобы он узнал, где я живу на самом деле, а встреча в кафе не обеспечит нам достаточной конфиденциальности. Я не знаю, где с ним встретиться.

Эрик усмехнулся.

— О, это не проблема, — беспечно заявил он. — Разумеется, ты встретишься с ним в своей квартире.

— Но она уже не моя! И она закрыта на зиму!

Эрик улыбнулся и стал разминать пальцы.

— Являюсь я Любителем Люков или нет? Ты хоть раз видел замок, который я не смог бы открыть?

Кавех хохотнул.

— Мы проберёмся в мою старую квартиру, встретимся с журналистом, а потом уйдём?

— Ты можешь предложить план получше?

— Да хоть дюжину. Но ни один из них, должен признать, не несёт в себе такого развлекательного элемента. Хорошо, я завтра же напишу месье журналисту и договорюсь о встрече. Ты запустишь меня в квартиру, а потом я расскажу тебе, как всё прошло.

— О, нет, — возразил Эрик. — Я пойду с тобой. Я хочу увидеть этого журналиста.

Кавех заморгал.

— Как ты себе это представляешь?

— У тебя сохранилась какая-нибудь старая одежда Дариуса?

— Подожди, ты собираешься переодеться в моего слугу?

— Ты же знаешь, как хорошо я изображаю персов, дарога.

Кавех начал улыбаться, когда до него дошёл план Эрика.

— Жаль, что его с нами больше нет. Уверен, его бы это изрядно повеселило. Я подыщу для тебя что-нибудь. Завтра, если будет необходимо, подгоним одежду по тебе, и после этого я на следующий же день приглашу журналиста на встречу.

[Мышь_полевая]

К тому времени, когда они закончили обговаривать детали, все остальные члены семьи уже ушли спать. Эрик пожелал другу спокойной ночи и спустился в свою спальню.

Кристина была там, она сидела за туалетным столиком и, глядя в зеркало, снимала драгоценности.

Эрик с удовлетворением отметил, что на ней надеты лишь те драгоценности, которые купил для неё он. Хотя, будучи вдовой Рауля, она с полным правом могла носить все драгоценности, которые приобрёл для неё юный щенок, она надевала их крайне редко при его жизни, и ни разу — после его смерти. От подарков Рауля она постаралась избавиться вскоре после того, как вышла замуж за Эрика. Клеменс и Мартина были очень рады их заполучить.

Теперь же Эрик с удовольствием наблюдал, как она снимает тонкую жемчужную нить, которую он подарил ей на один из первых юбилеев, и подходящую пару крошечных жемчужных серёжек, которые он подарил ей чуть позже в том же году — без какого-либо повода, просто потому, что захотелось.

Эрик подождал, пока она снимет драгоценности и аккуратно уложит их в деревянную шкатулку, которую он смастерил для неё очень давно и в которую раньше она складывала памятные письма. Он подошёл ближе и, обняв жену, поцеловал её в шею.

— Что скажешь о новой пьесе Дарис? — спросил он.

Кристина поднялась и положила голову ему на плечо.

— Немного простовата, пожалуй, но мелодия прекрасна. И очень интересная аккордовая последовательность. Думаю, потенциал у неё есть.

— Хм-м, — согласился Эрик, уткнувшись лицом в её шею. — Прям как у одной юной певицы, которую я когда-то знал.

Кристина улыбнулась и повернулась к нему лицом.

— Она всего на пару лет моложе меня в ту пору, когда мы впервые встретились, Эрик, — напомнила она, протягивая руку, чтобы развязать его галстук. — Что ты будешь делать, если года через три Дарис встретит какого-нибудь пожилого музыкального гения с тёмным прошлым, который заберёт её к себе домой и пообещает славу в обмен на её любовь? — Она насмешливо ему улыбнулась.

Эрик опустил глаза. Почему-то теперь, имея собственную дочь, он уже совершенно иначе смотрел на некоторые свои резкие действия по отношению к Кристине в ту пору, когда они впервые познакомились. Он сглотнул. После чего он поднял глаза и ответил на взгляд Кристины удручённым пожатием плеч.

— Выслежу его и буду душить, пока жизнь не покинет его тело, — честно ответил он. Опустил взгляд и добавил: — Как поступил бы и твой отец со мной, если бы был тогда жив. На что он имел бы полное право.

Кристина воспользовалась тем, что Эрик опустил голову, и потянулась, чтобы развязать его маску. Отложила её на туалетный столик и поцеловала мужа.

— Вот так лучше, — заметила она, нежно разглаживая пальцами следы от завязок, оставшиеся на его бледной коже. — Никаких масок в спальне, любовь моя, ты же помнишь наш уговор?

Эрик кивнул, закрыв глаза и наслаждаясь массажем лица.

Кристина улыбнулась тому, как пробудился в Эрике защитный отцовский рефлекс при одной лишь мысли о том, что его дочь встретит кого-то вроде него. Она обхватила его лицо ладонями и заставила его наклонить голову, чтобы поцеловать.

— Признай, что для нас всё сложилось наилучшим образом, — сказала она.

Он улыбнулся и ответил на поцелуй.

— Да, — согласился он. — На сегодняшний день. А теперь моя очередь. — Он жестом велел ей снова сесть в кресло перед зеркалом и стал вынимать шпильки из её волос. Вытащенные шпильки он бросал в корзинку на столе, и вскоре её длинные — ниже пояса — волосы свободно заструились по спине. Эрик взял со столика серебряную расчёску и стал медленно расчёсывать её волосы, любуясь бликами серебра на светлых прядях, скользящих сквозь его пальцы.

Кристина удовлетворённо вздохнула.

— Что и говорить, Эрик, рассчитать камеристку — это было одно из лучших твоих решений. Она никогда не расчёсывала мои волосы так хорошо, как ты.

Эрик пожал плечами.

— Ну, мне пришлось её рассчитать, когда ты объявила нашу спальню «зоной, свободной от маски», не так ли? Кроме того, насколько я помню, у неё был роман с Дариусом. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы им помочь.

Мысль о Дариусе напомнила ему о плане, который они обсуждали с Кавехом, — выдать себя за Дариуса на встрече с журналистом. Эрик улыбнулся про себя и начал заплетать её волосы.

Кристина заметила в зеркале его отсутствующее выражение. К тому же сопровождавшееся едва заметной загадочной улыбкой.

— Эрик? — окликнула.

Глубоко посаженные золотые глаза встретились в зеркале с синими глазами.

— Хм?

— Сегодня вечером ты выглядишь необычайно проказливым. Что ты сделал с Кавехом?

Эрик улыбнулся шире.

— Ничего, дорогая. А разве мне обязательно делать что-то с Кавехом, чтобы выглядеть шкодливым? — Он закрепил косу лентой и, наклонившись к уху Кристины, прошептал: — Иногда мы собираемся похулиганить с ним вместе.

— Ой, мамочки, — в шутку испугалась Кристина. — Что вы двое задумали на этот раз?

Эрик усмехнулся.

— О, всё не так уж страшно. Мы просто разыграем одного любопытного журналиста.

Что-то в его тоне привлекло внимание Кристины, она встала и внимательно на него посмотрела. Начав расстёгивать пуговицы его пиджака, она уточнила:

— Что это за любопытный журналист?

Эрик ощутил её беспокойство и накрыл её ладони своими, успокаивая.

— Не о чем беспокоиться, любовь моя, честно. Один журналист связался с Кавехом, желая разузнать о Призраке, обитавшем в Опере. Мы уже придумали, что ему рассказать, и в среду отправимся в Париж, чтобы он с ним встретился. — Эрик нежно провёл по её щеке костяшками пальцев. — Я пойду с ним, чтобы взглянуть на этого журналиста, но он меня даже не увидит. — Он отпустил её руки.

— Ты уверен, дорогой? — спросила Кристина, пытаясь поймать его взгляд, пока её руки снова занялись его пуговицами.

— Да. — Эрик потянулся к жене, чтобы расстегнуть её платье, а когда с этим было покончено, просто обнял её, пока она заканчивала расстёгивать его пуговицы.

— И никто не пострадает? — уточнила она, зная, сколько крови они с Кавехом оставили в прошлом.

— Никто, — пообещал Эрик, наклоняясь, чтобы поцеловать её. Затем поцеловал ещё, задержавшись на этот раз подольше, чтобы насладиться вкусом её губ.

— Надо же, господин де Карпентьер, — дразнящим голосом сказала Кристина. — Вы определённо целуетесь не как мужчина, которому уже почти семьдесят!

— Не торопите мою старость, сударыня, — предостерёг Эрик, накручивая её локон на свои длинные тонкие пальцы. — Знаете ли, в возрасте шестидесяти девяти есть много приятнейших аспектов.

Кристина улыбнулась с наигранной застенчивостью, завязывая ленточки на шёлковой ночной рубашке.

— Я рассчитываю, что вы мне как-нибудь продемонстрируете каждый из этих аспектов, — сказала она.

— До мельчайших подробностей, — пообещал Эрик, взял руку жены и, поцеловав её, потянул за собой. — Идём в постель, Кристина.

***

Два дня спустя, примерно в половине девятого утра, Эрик аккуратно вскрыл замок старой квартиры Кавеха на улице Риволи. Надев резиновую маску и старый костюм Дариуса, Эрик помог Кавеху устроиться в кресле, укрыв его ноги одеялом, как инвалиду. Прозвенел звонок, мужчины на секунду замерли — и усмехнулись друг другу.

Эрик спустился по лестнице и открыл дверь. Посетитель оказался бородатым мужчиной плотного телосложения, с густыми каштановыми волосами и маленькими круглыми серебряными очками.

— Гастон Леру, — представился он и вручил Эрику свою карточку. — Я пришёл встретиться с месье Таллисом.

— Хорошо, сударь, — почтительно произнёс Эрик. Он проводил гостя наверх и постучал в дверь. — К вам пришёл месье Гастон Леру, мой господин, — объявил он.

— А, отлично! — ответил Кавех. — Ты не заваришь нам чай, Дариус? Месье Леру наверняка продрог до костей.

Пока вода нагревалась, мужчины вели ни к чему не обязывающий разговор, но чуть позже, когда Эрик возился в углу, наливая чай для своего друга и представительного журналиста, Кавех сам затронул тему Призрака Оперы.

— Итак, господин Леру, что вы хотели узнать об оперном привидении?

Гость неуверенно посмотрел в сторону Эрика, явно удивлённый тем, что Перс поднял эту тему в присутствии своего слуги.

— О, пожалуйста, не беспокойтесь по поводу моего Дариуса, сударь. По правде говоря, я хотел бы, чтобы он присутствовал здесь во время нашей беседы, чтобы подталкивать мою память, если возникнет необходимость. Она уже не такая, как прежде, не так ли, Дариус?

Эрик ничего не ответил, но его глаза искрились от удовольствия, когда он, угостив мужчин чаем, занял своё место, встав за спинкой кресла Кавеха.

Кавех сделал глоток чая.

— В конце концов, — продолжал он, — мы оба должны приложить все усилия, чтобы господин Леру узнал полную и подлинную историю для своей книги, не так ли?

— Я был бы вам весьма признателен, сударь, — ответил Леру, добавляя в чай ломтик лимона. — Этой книгой я намереваюсь раз и навсегда доказать, что Призрак Оперы существовал на самом деле.

Конец.